Неприкаянная душа

— Здесь обитают кожевенники, шерстомойщики и шерстобиты, — объяснил причину дурного запаха не в меру разговорчивый попутчик.

За Тибром Рим преобразился. Крохотные косые домишки из древнего прогнившего дерева и глины прижимались друг к другу, стараясь удержать равновесие. Грязные, оборванные дети, вставшие ни свет ни заря, запрыгали вокруг нас, сияя от радости: видимо, Фария здесь знали и любили. Невдалеке высокий, худой старик чинил сети. Увидев толпу, состоящую из местных отпрысков непобедимой нации и двух взрослых людей, он пошел им навстречу, широко раскинув длинные руки.

— Это мой отец, — невежливо показывая пальцем на рыбака, сказал актер.

Папочка встретил наследника с распростертыми объятиями и пригласил в родительский дом. «Хижина дяди Тома» стояла возле самого берега, не боясь опрокинуться в реку, чтобы превратиться в гордое судно или камнем пойти ко дну. Согнувшись в три погибели, чуть ли не на четвереньках, мы проникли в маленькую комнатку, напыщенно именуемую залом. Вдоль «зала» стояли дряхлые скамейки, а посередине возвышался стол из потемневшего от времени дерева. Посадив меня обдумывать происшедшее на замызганную скамью, отец и сын выползли на несвежий воздух, чтобы обсудить планы на будущее. Я прислонилась к обросшей плесенью стене и задремала, так как обдумывание необычайных приключений, выпавших на долю обыкновенной домохозяйки из российского города двадцать первого века показалось мне в данной ситуации бессмысленным. Надоело все: страх за свою никому не нужную жизнь, вечные изнуряющие перемещения из страны в страну, из одного времени в другое.

Громкий хохот разбудил «спящую красавицу».

— Подкрепляйся, Алиса, — прогремел артист, протягивая мне кусок черствого хлеба.

С омерзением покосившись на угощение, я оттолкнула от себя милостивую руку дающего.

— Сейчас сюда подъедет повозка, которая следует в Неаполь, — сообщил мне свое решение комедиант. — Там мы можем спокойно провести остатки дней, пока боги не призовут нас в царство Аида.

— Но Неаполь недалеко от Везувия! — ужаснулась я, ибо репродукция «Последний день Помпеи», висевшая над постелью Жанночки, постоянно напоминала мне о бренности бытия. Да и по моему авторитетному мнению выпученные от ужаса глаза несчастных не предрасполагали к вожделенному отдыху.

В верхнем городе, где проживал народ побогаче, праздновали смерть Тиберия. Римская знать, сенаторы, всадники, торговцы, ростовщики, высыпав на улицы Вечного Города, ликовали столь шумно, что я закрыла уши. Так в России не приветствовали ни одного секретаря или президента. Даже самого Сталина. Повозки, доверху груженные копченым мясом, вяленой рыбой, солониной, мукой, крупами, овощами и фруктами, бесконечной вереницей тянулись по здешним проспектам, раздаривая свое содержимое желающим. Каждому, кто протягивал ладонь, помощники квесторов отсчитывали по сотне сестерциев. Там и сям пьяные образчики великой нации орали веселые песни и призывали на голову Калигулы благорасположение многочисленных богов всесильного Олимпа. Наша небольшая повозка, благополучно миновав торжествующий Рим, выехала на южную дорогу. Благоухающие поля и живописные холмы поразили меня своей необыкновенной красотой, но на минуту закрыв глаза, я все же погрузилась в сладкую дрему.

Уткнувшись носом в душистое сено, в изобилии наваленное на античное транспортное средство, я проспала, наверное, сутки. В сумерках мы подошли к месту, где сделали остановку на ночь. Фарий заботливо накормил меня лепешкой с овечьим сыром, напоил молоком, раздобытым у местных крестьян. Третий член небольшого отряда беглецов, переправлявший нас в Неаполь, немолодой, лысый мужичок, молча смолотил суточную дозу харча, и также молча залез под повозку. Артист лег рядом со мной, повздыхал, поворочался, но тут же отбыл в царство Морфея. Страннице не спалось. Ясные звезды, которые я знала ближе, чем простые смертные, безразлично помаргивали путникам, аккуратное небесное светило, прозываемое в народе Луной, равнодушно освещало темные холмы, которые милостиво спрятали путников от возможной погони.

Под утро веки отяжелели, и глубокий сон унес жительницу двадцать первого века в загадочную, нереальную страну, оберегая от потрясений, которые преследовали несчастную изгнанницу в последнее время; то время, как появился на ее пути дух, мечтающий стать бессмертным.

ГЛАВА 33 КАЗНЬ

Уже стемнело, как мы достигли Неаполя. И снова усталые лошади получили отдых, а путники миску варева, приготовленного на костре лошадиным таксистом. А утром яркое солнышко, забравшись в сопящие носы, бесцеремонно разбудило беглецов.

— А-а-а апчхи, — сказал Фарий, открывая один глаз, — а-а- а апчхи.

— А… апчхи, — согласился с ним молчаливый извозчик.

— Будьте здоровы, господа, — от всей души пожелала я чихальщикам