Неприкаянная душа

— У нашего народа тоже был Александр, и тоже великий, — мечтательно произнес Фарий.

— Знаю, — машинально ответила я, — это — Александр Македонский.

— Разве комедиант может быть великим? — попытался подняться с грязного пола несчастный. — Тот, кто получает жалкие гроши от толпы, тот, кто ночует, где попало, подчас не имея собственного дома, кто ублажает уши патрициев, называясь плебеем?

— Тебя будут помнить потомки, дорогой, — ощущая внезапную жалость к человеку, попытавшемуся сделать невозможное, торжественно заявила я. — Тебя, а не сенаторов, пребывающих в роскоши и блаженстве.

— Зато как раз сенат занимается высокими делами, издеваясь над простыми жителями Римской империи, — заскрипел зубами от бессилия Ставр. — Хочешь воздвигнуть дом? Хочешь снести дом? Хочешь ссуду? Концессию на публичное заведение? Обратись к сенатору, который сконцентрировал свою власть именно в данной области. Но постоянно помни, что и сенаторская курица даром в земле не ковыряется.

— Власть портила и портит людей во все века, — судорожно вздохнула я.

— Когда-нибудь все изменится, Алиса, — не согласился со мной античный утопист. — Придет время, и народ, отправив патрициев в царство Аида, сам станет вершить свою судьбу.

— Этого не будет никогда, потому что человек не совершенен! — невольно вскрикнула я.

— Но я верю в светлое будущее! — подражая мне, повысил голос древний фантазер.

— В хорошее надо верить, — криво усмехнулась я. — Например, в то, что скоро мы избавимся от материальных оболочек и станем свободными духами. Правда, очень жаль тело, к которому я так привыкла.

Руки, перетянутые толстыми веревками, стали затекать, нервный озноб начинал сотрясать онемевшие члены. Поникший артист сидел напротив, и крупные слезы катились из его больших синих глаз.

— Не плачь, Фарий, — стараясь ободряюще улыбнуться, попросила я.

— Не хочу в царство теней, — сглатывая соленую влагу, прошептал он.

— Мы не умрем, дорогой, — вспоминая розовый Рай, категорично заявила я. — Мы никогда не умрем.

Дверь резко распахнулась, и две кожаных сандалии встали возле моего лица, распространяя отвратительный аромат пота и мочи.

— Любовница Тиберия, — оглушающее возликовал знакомый голос.

Я подняла глаза на обладателя непристойного запаха. Убийца Макрон стоял надо мной, обнажая в зверином оскале желтые остатки зубов.

— Самозванка, — радовался пойманной добыче правитель Рима.

— Могу я знать: в чем моя вина? — вспоминая спокойные очи Иисуса во время казни, невозмутимо поинтересовалась я.

— Ты и так слишком много знаешь, — кося под крупного мафиози, карающего свидетеля очередного преступления, воодушевленно пробасил негодяй.

— А при чем тут Ставр? — пытаясь привстать на колени, напряглась я. — Освободите хотя бы его.

— Он ведает то, что ведаешь ты, — патетично объявил наемный киллер.

— Логично, — улыбнулась я.

— Ты еще смеешься, колдунья? — превратил глаза в щелочки облаченный властью подлец. — Зря стараешься: еще ни одна женщина не очаровала Макрона!

— И не очаровалась сама, — неосмотрительно фыркнула я, — потому что от его ног несет так, что близкое общение в постели с эдаким образчиком сильного пола становится попросту невозможным.

Неожиданный резкий удар по макушке заставил меня окунуться в нереальность.

Очнулась я в холодной луже на каменном полу каземата. Рядом понуро сидел Фарий.

— Скоро нам отрубят головы, — уже спокойнее произнес он. — Прямо здесь, во дворе тюрьмы.

— Не бойся, — лаская его глазами, прошептала я.

— Я люблю тебя, несмотря на то, что ты такая худющая, — шмыгнул античным носом комедиант. — Жаль, что понял данное лишь сегодня.

— Я тоже люблю тебя, дорогой, — растроганно улыбнулась я, — но только как брата.

— Простишь ли ты того, по чьей вине вынуждена умереть? — всхлипнул Ставр.

— Прощу, — отчаянно пытаясь задержать потоки слез, готовые политься водопадом из предательских глаз, с готовностью пообещала я.

И снова открылась дверь. И вновь солдафоны схватили нас, чтобы вывести в тюремный двор, где обляпанный кровью чурбан испускал ужасающий смрад смерти. Веселый Макрон стоял возле плахи, расставив зловонные задние конечности и скрестив передние, задушившие императора.

— Сначала убейте ее, эту подлую республиканскую шпионку, которая отправила венценосного Тиберия в лодку Харона, а затем попыталась отравить великого Гая Цезаря, — громогласно приказало чудовище.

Меня подтолкнули к кровавой плахе, развязали руки и, откинув с шеи волосы, опустили голову на скользкое дерево.

— Прощайте, Алинка и Олежка, прощайте, незнакомые внуки. Во имя Прекрасного Принца послушно принимаю я эту смерть, — успела подумать я, но нежданно неведомая сила рванула вверх мое внезапно ставшее невесомым тело. Недалеко, нелепо извиваясь, парил в воздухе бескровный Ставр.

— Она — фурия! — орала с земли десятка луженых солдатских глоток. — Ловите колдунью! На костер ее!