Неприкаянная

Двадцать минут потребовалось Натаниэлю для того, чтобы понять: в этом случае его магия бессильна. А способности к эмпатии, о которых никто не знал и которыми он умел довольно эффективно пользоваться, в этом случае не срабатывали. Огонь, терзающий внутренности ведьмы, по ее словам, на самом деле горит у нее в голове, и избавить ее от мук даже на короткий срок он не в силах. Они смогли понять из рваных объяснений женщины немногое. Она признала, что да, она ведьма, ищет всех невиновных, кому причинила зло, ей суждено ходить по миру и искать их, пока не найдет, и что наказала ее верховная. Кто именно наказал? Когда? Где? Герцогу, как и его людям, не удалось добиться от женщины ничего сверх того, что они узнали раньше. Один из отчаявшихся следователей предложил пригласить специалистов, святош, мастеров развязывать языки у таких клиентов. Сначала к его идее все окружающие отнеслись отрицательно, но новый шквал завываний и просьб бесноватой ведьмы заставил герцога отправить своего посланца в храм. Худощавый мужчина в белоснежном жреческом балахоне объявился в подземелье Серого особняка очень быстро. Крики и стоны ведьмы не произвели на него никакого впечатления. Решение он, по всей видимости, принял еще до того, как спустился вниз.

— Я не смогу ей помочь в одиночку. Только в храме, во время всеобщей молитвы может быть получен хоть какой-то результат. Ваши люди, герцог, должны доставить несчастную в храм. Мы займемся ею, ее долгами, а также поиском верховной, появившейся в нашем королевстве, — заявил он.

Отдать ведьму храму Натаниэль согласился только после того, как святоша подписал соглашение о том, что окончательное решение по этому делу будет совместным.

Обедал в этот день Серый герцог, слушая доклад секретаря о происшествии с участием барона Шангри. Обстоятельное расследование происшествия группой стражников не давало ответов на все возникшие у него по этому делу вопросы, и потому он пригласил стороны, участвовавшие в конфликте, почтить его ведомство своим визитом в конце дня. Граф Урвалон был приглашенным гостем, и поэтому отмахнуться от этого неприятного случая было нельзя. Виновные должны быть наказаны. Осталось только их найти и назначить наказание. Больше всего Натаниэля заинтересовало участие в этой заварушке женщин, и теперь ему очень хотелось не только познакомиться с ними, но и выяснить долю вины каждой из них в этом происшествии.

О прибытии графской семейки он узнал и без доклада секретаря, крики его возмущенного сиятельства недвусмысленно заявляли об этом. Но приглашать всех участников конфликта в свой кабинет герцог был не намерен. И потому невозмутимый Влас получил распоряжение проводить прибывшие конфликтующие стороны в зал для совещаний. Рассаживались и успокаивались гости довольно долго. При этом никто из них не мог знать, что наблюдение за ними уже установлено и именно в этот момент Эверли очень внимательно следит за ними, оценивает, делает выводы. Одна из стен его кабинета была одновременно и стеной зала совещания, и именно это открывало перед ним безграничные возможности.

Время шло. Явившиеся по его приглашению люди успокаивались и, подчиняясь его секретарю, занимали указанные им места. Группа людей под предводительством пожилого, но тем не менее стройного, с военной выправкой человека, одетого в дорогую одежду темных тонов с боевым, а не декоративным оружием, пристегнутым к поясу, была немногочисленной. Его сопровождала молодая женщина неопределенных лет, одетая во все черное. Ее тело, лицо и руки были скрыты от возможного нескромного внимания глухим, под самое горло платьем, маленькой шляпкой с густой вуалью и перчатками. При всем этом ее платье было украшено дорогим черным кружевом, к поясу были пристегнуты два стилета, разрешенных в королевстве для ношения женщинами, руки сжимали опять же черный веер изысканной работы. Седые пряди, отчетливо виднеющиеся в ее волосах, подчеркивали принятый ею статус черной вдовы. Двое вооруженных людей рядом с ними явно были воинами, а молодой парнишка, боящийся поднять глаза, наверняка конюхом, посмевшим возражать графиням.

Они не спорили, не предъявляли обвинения и демонстрировали спокойствие и невозмутимость. Без возражений заняли предложенные им места. Замешкавшегося парня баронесса усадила на стул позади себя, всего лишь хлопнув веером по коленям. За все время, которое герцог уделил наблюдению именно за этой группой, никто из них не произнес ни одного слова. Догадаться о том, что он видит именно барона Шангри, его дочь и их людей, герцогу не составило труда.