Неприкаянные письма

Как-то все же мы завершили разговор, и я пошел к переходу. До поезда у меня оставалось еще пять минут. Джо иногда писал о поездах, вокзалах и станциях. Он никогда не водил машину – полагался на поезда. Поезда метро, надземки, пригородных линий. Сходя по лестнице в переход, в котором я окажусь под путями, я замечал детали стены впереди себя у конца лестницы. Что-то заставляло меня вглядываться в эту стену, словно бы на ней был ключ к тому, что я чувствовал в тот момент, оно словно помогло бы мне уяснить смысл услышанного. Цвета – серебряный, оранжевый, белый, зеленый, текстура – и сухая, и влажная. Белая стена и зеленые пятна мха и плесени. Ржавые подтеки стекающей воды. Оранжевые перила под стать оранжевой раме в углу со вставленным зеркалом «рыбий глаз», полезное изображение которого загорожено от всякого, как и я сам, спускающегося по ступенькам каким-то странным электрощитом, приделанным к смежной стене. Единственный серый кабель, выходящий сверху из этого щита и пропадающий в стальном кожухе, который тянется поверх двух смежных стен, затем делает поворот на девяносто градусов и падает отвесно, пока не доходит туда, где может опять повернуть на девяносто градусов и через стену пройти в то отделение перехода, что под путями.

Давай-давай. Листай дальше. Я всего лишь рассказываю тебе, что видел. Возможно, это важно. А может, и нет.

Я торопился пройти эту часть перехода, обходя лужи от капавшей с потолка воды. Стены были испорчены во многих местах, штукатурка отходила прокаженными кусками, словно бы что-то силилось пробиться сквозь нее наружу. Когда я добрался до другого конца и взошел по ступеням на платформу, поезд подходил к перрону. Я ждал, пока он остановится. Открылись двери, выпуская пассажиров. Я взобрался на площадку и прошел в конец вагона. Смотрел на некое очертание, возникшее между двумя дверями перехода из вагона в вагон, с человека в ширину, и на секунду вдруг промелькнул в памяти образ Джо, стоявшего в том дверном проходе передней комнаты спиной ко мне несколько коротких недель тому назад. С тех пор я его не видел. Даже не говорил с ним по телефону. Общались ли мы по электронной почте? Уверенности не было. Могло так быть, что он мне сообщение прислал, а я не ответил? Могло. Нашел место, сел, достал телефон и проверил сообщения в почте. Залез в «отправленные» в надежде отыскать свое последнее сообщение ему, но и таких не мог отыскать, а через пару минут после отправления со станции у меня пропал сигнал. Оставалось только либо в окно смотреть (и видеть в нем самого себя, уставившегося на меня из загородной тьмы), либо обращаться к узкой раме перехода между вагонами. Я не желал обращаться к ней. Мне не было радости в обращении к ней. К силуэту. К узкости. Когда сигнал восстановился, я послал Джейн эсэмэску, и вот она, уже на вокзале Ватерлоо, встречает меня. Мы пошли в ресторанчик поблизости и славно провели время, только, сколько ни выказала она мне доброты, как ни поддерживала меня, ощущения, что именно в этом я и нуждался, не было. Я не понимал, что нам полагалось делать или как мне полагалось вести себя.

Первые два дня я старательно избегал заходить в Фейсбук и целиком ушел в редактирование романа Иэна. И все равно отставал. Печатник требовал рукопись для набора и верстки через несколько дней, а я все еще в своем втором заходе торчал на второй главе. Главы были весьма длинными, а после первого прочтения на полях первых двух я не оставил никаких замечаний. То было моим оправданием. Плюс, хотя я старательно избегал Интернета, все ж просматривал в почте все поступавшие сообщения и отвечал на те, что касались Джо, в том числе и на просьбу редактора какого-то журнала, попросившего меня написать о Джо. Дело в том, что мне очень хотелось узнать, что произошло. Нам всем хотелось, всем друзьям Джо.

К средине дня я вышел из дому пообедать где-нибудь. На Далстон-стрит я перебирал варианты, учуяв доносящийся с рынка через дорогу сладковато-острый аромат. Переходя улицу на светофоре, краем глаза уловил поворот головы. Под бритву стриженные затылок и бока, выпяченным выступом выдающийся над шеей череп. Человек скрылся в толчее рынка, я дернулся назад, не удостоверившись, нет ли машин. Мотоцикл вильнул вокруг меня, сидевший на нем со всей силы давил на бибикалку и при этом во всю глотку изрыгал на меня проклятия. Когда же я оглянулся на рынок, Джо уже исчез.

Я зашел в торгцентр, прошел в супермаркет и тут же позабыл, куда и за чем шел, а потому бродил в ожидании, когда память вернется ко мне. Кончилось тем, что я, подобно Фрейдову человеку в чужом городе, которого всегда заносит в район красных фонарей, оказался у стойки с консервированными супами.