Неприкасаемые. Легион. Хранители

А затем он отрабатывал взрывную силу, прыгая в высоту и длину, рвал штангу на грудь и от себя, подбрасывал вверх шары, своеобразные ядра, напоминающие гири, и чувствовал, что его силовая выносливость постепенно растет, а сердце приобретает кондиции и состояние безотказного, и отлично налаженного мотора. И снова на ринг к Китано, а потом к грушам, а потом спарринги с бойцами Легиона, и он уже мыслил, двигался и бил, как боксер вполне приличного уровня. И потом рукопашный бой, татами, дзюдо и не знающий жалости Такахаси, который жестко тренируя его, делал из него настоящего борца. Правда, иногда доводя свои удушающие приемы чуть ли не до фатальной стадии, но, все же успевая своевременно ослабить свой мощный захват. И Закария ощущал в себе новое понимание и чувство координации, равновесия, расстояния до своего соперника и момент, когда лучше всего произвести захват и бросок, за что благодарил мысленно своего жесткого учителя.

Потом они кланялись друг другу и расходились по своим прибежищам – Закария обратно в камеру, а Китано в свой коттедж, который располагался на территории комплекса. Однажды Такахаси, смущенно покашливая, принес Закарии вещи, которые он оставил, поспешно покинув свою камеру, из которой его вытащил несколько лет тому назад Асраил. Тут было несколько фотографий и его домбра. Он едва не пустил слезу, когда его боевой товарищ чуть ли не с поклоном протянул их ему.

– Чтобы ты лучше настраивался на тренировки, – пояснил Китано свой акт доброты и сразу же удалился. А Закария сидя на полу, разложил перед собой фотографии своего деда, Атабека и своего канадского аксакала – Джорджа. Он взял домбру в руки, и пальцы сами заскользили по трем струнам. Очевидно, мышечная память осталась, и это удивило его. Он стал наигрывать какую-то мелодию, в которой он на уровне подсознания узнал любимое произведение своего ата – кюй Адай, Курмангазы. “Да, знали бы вы, деды мои, где ваш внук оказался в итоге. А ведь ничего не предвещало такого печального конца. Или предвещало?” – погружался он в размышления, пользуясь редким шансом на отдых.

Но для такой релаксации времени было мало. Потому что было много боли, и даже крови. Постоянного труда и самоотдачи. Жестокие броски, захваты, подсечки, удары. И повторное прохождение боевой подготовки спецназа – когда ты, не задумываясь, используешь любые подручные предметы, любые удары – хоть коленом, хоть локтем, хоть головой, бьешь на своих рефлексах, используя все свое тело и его естественные движения, добиваешься только для одной цели – обездвижить и обезвредить своего противника. Не устраивать гладиаторские ритуальные бои, а быстро завершить процесс, в результате которого ты один твердо стоишь на ногах. А твои цели уже уничтожены. И опять, по кругу – физподготовка, спецподготовка, и короткий отдых.

И за эти несколько месяцев Закария так втянулся в этот процесс подготовки, что уже больше ни о чем не думал. Вернее, сил и времени у него для этого занятия не оставалось. И он благодарил Такахаси за эту терапию, которая помогла ему преодолеть свою рефлексию и опять воспринимать этот мир без лишней и не нужной обязанности размышлять по поводу его устройства. О том, как он несправедлив и жесток. И почти забыть свои нелепые попытки исправить в нем что-то.

Однажды они с Китано разговорились, уже после тренировки, и Закария рассказал ему про несколько своих подвигов. И про убийство той кровавой тройки, и про наказание двух подонков – серийных убийц полицейских. Китано слушал напряженно, с большим вниманием, время от времени задавая уточняющие вопросы. Потом покачал головой и сказал Закарии, который почти смущенно ждал реакции Китано.

– Сначала ты был самурай. Слуга при господине, ну ты понимаешь – феодал и его воин. Затем, во время твоей последней операции ты был уже ронин – самурай без хозяина. По-моему, он тебя кинул. Тебе бы стоило признать свою миссию провальной. И сделать харакири. Хочешь, принесу танто?

Закария смотрел серьезно на Китано, и видел непривычные веселые огоньки в его глазах.

– Я шучу. Ты же не самурай, бусидо не для тебя. Иди своим путем, по своей вере и традициям. Может быть, у тебя и получится замолить свои грехи. Или лучше, как настоящему воину – искупить свою вину кровью.

Но затем они опять шли в спортзал, и Закария уже почти на равных противостоял Китано, который, несмотря на это, казалось – само дзюдо живет внутри него, все-таки умудрялся кидать своего противника на татами, и проводить один из своих коронных удушающих. Или ловить Закарию на болевом приеме. А потом носиться вокруг него кругами, своей слегка косолапой походкой, и кричать ему, сидящему или лежащему на ковре, что самурай опять выиграл. А ронин проиграл. Но потом они переставали дурачиться, и кланялись друг другу с самыми серьезными и почтительными лицами. Ритуалы ценились везде, тем более в стенах Легиона. Как и уважение к своему противнику. Даже в зале боевой подготовки его тюрьмы.