— Хорошо. Ди, — встал Адам с места и присел возле меня, обнимая за талию. — Ты не живешь жизнью, которой хочешь, хоть и сама не разобралась до конца в своих желаниях. Ты не чувствуешь удовлетворенности, говоря, что не живешь по полному. Я могу помочь тебе. Я помогу тебе и сделаю твою жизнь просчитанным риском.
— Что толку волноваться, когда все кругом абсурдно? — услышала я Эмили.
— Давид Фонкинос, — сказали мы с Адамом.
— Молодцы, — усмехнулась подруга. — А теперь мы будем ужинать.
«Иногда все, чего хочется — это остаться дома и ни о чем не думать”.
Ричард Йейте.
Правила правилами, а я следую душевным порывам. Или же сексуальным. Я захотела обнять его. Захотела слишком сильно, но в то же время я захотела его.
Дело именно в выборе? Мы так избалованы свободой выбора, что уже просто не можем выбрать? Мы думаем, что, если выберем что-то одно, то потеряем все остальное?
Я оставила машину у Эмили, и Адам отвез меня на мотоцикле. Мне нравилась такая зима, ведь было совсем не холодно, и я прижалась к спине Адама. Теперь все немного становилось на свои места. Эмили пыталась снова быть рядом, и Адаму, кажется, было не настолько плевать, как я думала. Он улыбался своей великолепно-беззаботной улыбкой, и я расслабилась.
«Ничего не бывает зря. Если вы что-то совершили, значит, в тот конкретный момент вашей жизни на том конкретном этапе вашего развития в данном поступке был смысл. И если вам кажется, что вы могли поступить по-другому, знайте — вы не могли».
Это цитата из сериала «Блудливая Калифорния», и мне пора пересмотреть всю свою жизнь. Всю мораль и религию, по которой я жила последние пять лет.
— Ты вернулся сегодня, — сказала я, когда Адам остановился возле дома.
— Не злись, — помог он мне стать на ноги. — Просто я много видел, и мне нужно было отвести тебя из поля боя и защитить. Доверяй мне.
— Я не злюсь больше, Адам, — поцеловала я его в щеку. — Но я не доверяю тебе сейчас и хочу кое-что попросить.
— Что угодно.
— Измени это. Помоги мне вспомнить.
Затем я развернулась и ушла. Когда вошла в холл дома, увидела знакомую фигуру и снова забыла, как дышать. Мое сердце стучало, и я чувствовала подступающую панику. Все самые жуткие воспоминания всплывали снова. Передо мной стоял он — мужчина, из-за которого я покинула свой дом, свою страну, свою прошлую жизнь, и он снова меня нашел. Я чувствовала многое, но точно не безразличие. Алекс годами был для меня всем, и как бы я ни пыталась, он всегда будет занимать какое-то место в моем сердце.
— Нужно менять замки, — сказала я, пытаясь выглядеть спокойной.
— Мне плевать на это, — ответил он.
Я посмотрела на него и улыбнулась. Синяки на его лице были слишком свежими.
— У нас есть кое-что общее.
— И что же?
— Нам обоим нельзя верить, Алекс, — направились мы в квартиру. — Ты говорил, что тебе плевать. Так вот мне тоже. В моей жизни есть люди, которые любят меня, несмотря ни на что. Я долгое время жила во тьме и страхе полюбить, и в конце концов, привыкла к этому, закрывая свое сердце от всех. Ведь ты же понимаешь, что, если станешь причиной хоть одной моей слезы, обратно уедешь, в лучшем случае, на носилках.
— Ты его не любишь, как меня, Донна.
— Алекс, — обернулась я, прежде чем открыть дверь. — Так, как тебя, я не полюблю больше никого. Пусть ты и причинил мне много боли, счастья я испытала не меньше. День с тобой никогда не был скучным. И я не знаю, во что ты вляпался, что ФБР пытается закрыть тебя, но я не хочу подвергать тебя опасности. Я защищу тебя, если ты будешь осторожней.
— Почему ты делаешь это, Донна? — спросил он, ложа руку на мою щеку. — Зачем помогаешь?
— Не знаю, — усмехнулась я. — Просто мы так долго знакомы. И ты пожертвовал своей свободой ради меня.
— Я всегда спас бы тебя от тюрьмы, милая, — обнял меня Алекс. — Боже, как я скучал по тебе. Ты что-то чувствуешь к нему?
— Не хочешь зайти? — немного расслабилась я. — Выпьем кофе.
— Обычно мы курили травку.
— Кажется, мы повзрослели, — засмеялась я, открывая дверь.
Мы вошли в квартиру, и я заперла дверь. Алекс не осматривал помещение, в котором я жила, в отличии от Адама. Алекс знал меня, в отличии от Адама. Или просто Алекс знал ту Донну, которой больше нет, в отличии от Адама, который знаком с ныне существующей.
— Алекс, я хочу, чтобы ты уехал, — сели мы возле камина. — У нас другие жизни, и их нужно прожить.
— Когда ты злишься, ты больше не женщина, Донна, — взял он меня за руку. — Женщина в гневе гораздо агрессивней, чем любой мужчина.
— Почему?
— Твое мужское начало чище, и ты редко им пользуешься. Поэтому, когда ты используешь его, оно имеет такую остроту, с которой ни один мужчина не сравнится. Это как почва, которая не использовалась много лет — бросая зерно, получаешь рекордный урожай. Ты можешь редко надевать на себя маску мужчины, но, делая это, пресекаешь всю конкуренцию.
— Адам не будет мне подчиняться, — сказала я, пытаясь забрать руку.
— Ты в этом уверена?
— Ты делаешь мне больно, — вскрикнула я, возвращая контроль над своим телом. — Зачем?