Я вышел на улицу и огляделся по сторонам. Зима в этом году была ни к черту, но это было на руку. Я надел шлем и, заведя мотоцикл, направился к человеку, который мне определенно должен помочь. Боль — это то, чему нас учат, когда ты в ФБР. Это то, что ты все время испытываешь, смотря на смерть каждый день.
— Папа, — вошел я к нему в кабинет. — Мне нужна услуга. Я буду тебе должен.
— Ты мой сын, — поднял голову от бумаг отец. — Ты не будешь мне должен, Адам.
— Я тут не как твой сын.
— Адам, — встал он с места. — Я помогу тебе во всем, о чем бы ты не попросил, и при условии, что твои руки от этого действия не будут в крови. Но будь осторожен, ведь когда-нибудь я верну долг.
Спустя час я вышел из его кабинета и направился в тюрьму Аттика. Я не знал всей истории Алекса, но я знал достаточно, чтобы сделать ему больно.
— Адам, — вошел в комнату Алекс. — Какая неожиданная встреча.
— Ты знал, что я приду.
— Конечно, — засмеялся он. — Я ощущаю каждый день, как ты дышишь мне в спину. Я ведь могу столько сделать от сюда. Например, можно ей ноги сломать, чтобы она больше не смогла ими обнять тебя, когда ты будешь ее трахать.
Я поднял взгляд на камеру, и запись прекратилась, когда загорелась красная лампочка.
— А теперь послушай меня, — схватил я его за шею. — Через несколько дней я разберусь со всем, а до этого времени советую не делать резких движений. Я заплачу сколько надо, чтобы руки самому об тебя не марать, награду за твое дохлое тело объявлю, если с головы Донны упадет хоть один гребаный волос.
— Ты посадил меня сюда, — откашлялся он, когда я оттолкнул его. — И знал, что я долго не просижу тут.
— Да, ты тут, потому что я могу это сделать.
— Считаешь себя крутым?
— Да. А ты никто. Ты столько лет прикрывался ею, подставляя ее под прицел.
Я еще раз взглянул на камеру и достал из ботинка охотничий нож.
— Что ты делаешь, черт возьми? — закричал этот кретин. — Все узнают!
— Об этом я уже позаботился, — ответил я тихо.
Я ударил его ножом в живот, и Алекс снова закричал, отскакивая. Он пытался убежать, но мне было плевать, что у нас явно неравные силы. Мне нужно было его припугнуть, чтобы он не добрался к Донне и малышке.
— Что у вас есть общего? — спрашивал я, смотря на него. — Почему Донна защищает тебя?
— Она любит меня, — испустил Алекс смешок. — У нас есть общий ребенок, правда, я не знаю, жив ли он.
Я снова пересек комнату и провел ножом от его ключицы к ребрам, смотря как кровь стекает по коже. Я уже более, чем достаточно повредил его, но у меня перед глазами была красная пелена, и я хотел его покалечить. Схватив Алекса за одежду, я ударил его кулаком по лицу, явно сломав нос.
— Это тебе за боль, причиненную Донне, — прорычал я. — Ты будешь страдать, пока я не закончу. Тебе никогда не следовало прикасаться к ней, — бил я его каждый раз, чувствуя, что мне становится легче. — За каждую секунду ее страха ты получишь то же самое, а потом сдохнешь.
Затем я вышел из камеры и качнул головой охраннику, что закончил. Я знал, что будет дальше, и пусть я был больным на всю голову, но я наслаждался болью этого кретина.
Я соскучился по нашим разговорам с ней и по ее запаху. По тому, как она засыпала у меня на груди и каждое утро просыпалась, повернувшись спиной ко мне. Она занималась со мной сексом и разговаривала, потому что хотела. Хотела именно меня, а не что-то от меня. Донна изранена, но она всегда боролась. Это была ее дальняя дорога за всей этой красивой упаковкой. Знал ли я когда-нибудь подобную женщину? Нет. И я понял, что, несмотря на все, я не готов отпустить лучшее, что я когда-либо встречал. Но в то же время я помнил, как она освободилась из моей хватки. Как она смотрела на меня. Я так хотел прикоснуться к ней. Дерьмо. Я не мог побороть это. Я готов был пойти на что угодно, чтобы она вернулась ко мне.
Я прошел по коридору и вышел на улицу. Холодный воздух ударил мне в лицо, и я двинулся дальше. Завернув за угол, я ударил кулаком по кирпичной стене сначала один, второй, а затем и третий раз. Я хотел, чтобы эта боль заглушила ту, что я чувствовал внутри. Я был потерянным и уязвимым. Я не мог уйти. Никогда не мог ее оставить, даже когда узнал, что все, что она говорила, было ложью. Реальность беспощадна. Я испытывал ярость от того, что пытался вытащить ее оттуда, откуда нет выхода. И самое отвратительное было то, что даже сейчас я хотел Донну. Хотел ее больше всего на свете.
Но я не был Брайаном, как и Донна не была Эмили. Эмили любила моего друга и сражалась за него и его чувства больше, чем способна обычная женщина. Донна никогда бы не сражалась за меня.
Я приехал в свое казино и, как только решил закрыться в кабинете, услышал, как меня окликнули. Я повернулся и увидел девушку.
— Мелони, — сказал я сухо. — Что ты тут делаешь?
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Давай через несколько дней, мне нужно кое-что забрать, а потом домой.
— Адам, пожалуйста.
— Черт с ним, поехали.
Я взял служебную машину и открыл ей дверцу, наблюдая замешательство и озадаченность на ее лице.
— Что случилось? — спросил я.
— Я рассталась со своим парнем, и теперь мне негде жить.