Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

Но актер не придавал значения всяким мелочам. Если бы вы попеняли ему, то Мэрвин возразил бы, что главное в человеке – душа. «Лишь бы душа у вас цвела и благоухала, – сказал бы он вам, – а уж внешняя оболочка пусть сама о себе позаботится».

Мэрвин ослепительно улыбнулся старому другу, равно как и его юной подружке, и осведомился, читали ли они газеты.

– Настоящий триумф! – воскликнул Мэрвин. – Столько похвал со всех сторон. Спектакль продержится не меньше года. Но я пришел не только за тем, чтобы сообщить вам об этом, хотя все это очень здорово. Я явился, Фиппс, старый дружище, в роли посла. Если ты не возражаешь, я присяду. Кому-нибудь еще, кроме великого белого вождя, позволяется садиться в это кресло? Сгони меня, если я нарушаю этикет.

Устроившись в крутящемся кресле, Мэрвин закинул ноги на стол.

– Да, – возобновил он свою речь, – я полномочный представитель. Один из тех ребят, которые ведут неофициальные предварительные переговоры. Меня попросили побеседовать с тобой по вопросу чрезвычайной важности. Сегодня утром я прикорнул на полу своей спальни, и спал сном младенца. Но тут мне позвонили снизу и сообщили, что ко мне пришли. Какой-то, видишь ли, гость. «Придушите его голыми руками, – распорядился я. Но они не решились. – Ладно, тогда пришлите этого изверга наверх», – сказал я. Они прислали. И кто, как думаешь, это оказался? Представь, наш старый приятель Дж. Г. Андерсон. После обычного обмена любезностями он попросил меня, чтобы я уговорил тебя купить его отель. Как я понимаю, в вашу предыдущую встречу у тебя не хватило денег на взнос, но теперь, когда ты еженедельно огребаешь миллионы, он решил, что переговоры можно продолжить. Отдаст тебе отель за семьдесят пять тысяч.

– Ого-го-го-о!

– Прошу прощения? Не понял?

– Ого-го-го-о!

Мэрвин озадачился.

– Этой имитацией ржания ты поместил себя в один класс с боевым конем, отпустившим, если ты помнишь, похожее замечание среди пения труб. Но что оно означает? Поподробнее, пожалуйста.

Простак продефилировал к бачку с водой и наполнил бумажный стаканчик.

– Когда он сказал «семьдесят пять тысяч», что он имел в виду? Доллары или центы?

– Насколько я понял – все-таки доллары.

– А впрочем, это и не играет особой роли. Даже и семьдесят пять тысяч центов мой личный счет не потянет.

– У нас, Мэрвин, дурные новости, – вмешалась Динти. – Расскажи ему, Простак.

Путаясь, Простак выложил всю историю, и Мэрвин Поттер, покачивая головой, согласился, что «дурные» – определение в самую точку.

– И что вы намерены делать? – поинтересовался он.

– Сами не знаем. Мы как раз обсуждали это, когда ты пришел.

– Боюсь, придется тебе отдать ему его фунт мяса. Юристы – настоящие дьяволы. В Голливуде я увязал в их гуще как в трясине. Они разнюхивали, что я ем и на чем сплю, шпионили за каждым моим шагом. Помню, однажды…

Но любопытная история так и не была рассказана, потому что в этот момент распахнулась дверь и ворвалась Фанни Леман, агрессивная и целеустремленная, как всегда. Казалось, будто она влетает на сцену, готовясь сразить зрителей наповал номером с шестью булавами. Пребывала она в отличнейшем настроении. Глаза у нее сияли, лицо раскраснелось. Так выглядит женщина, которая вот-вот обдурит кого-то.

– Привет, дети мои! – воскликнула она. – Привет, мистер Поттер!

– Доброе утро, – сказали и Динти, и Поттер.

В минуту, когда требовалось расправиться с трудными проблемами и принять жизненно важное решение, Простаку меньше всего хотелось, чтобы ему мешали, пусть даже и женщина, которая всегда была ему по душе. Но хотя ему недоставало серых клеточек, любезности было не занимать.

– A-а, привет, миссис Леман, – ответил он, надеясь, что голос его не прозвучит предсмертным хрипом.

Однако именно хрипом он и вырвался. Брови у Фанни вскинулись, глаза стрельнули на Динти и обратно. Она остро улавливала настроение, но сейчас даже и самый толстокожий наблюдатель ощутил бы напряженность в атмосфере.

– Ради Бога! – воскликнула Фанни. – Что у вас стряслось? Вы же должны веселиться напропалую! Разве вы не знаете, что у вас получился хит?

– Ну да. Спектакль прошел с успехом.

– С успехом? Да в три раза большим, чем вы могли надеяться. Сцена в притоне их добила. Полиция пытается закрыть из-за нее спектакль, а вам известно, что тогда получается. Публика на люстрах будет висеть.

Простак сглотнул. Теперь к Дж. Бромли Липпинкотту прибавилась нью-йоркская полиция, и он почувствовал себя электрическим зайцем, за которым гонится целая свора борзых.

– А что, если они все-таки закроют?

– Ни в коем разе, – добродушно рассмеялась Фанни. – Не в этом городе.

– Конечно, нет, – подтвердил Мэрвин. – Нью-Йорк – это вам не Бостон. У нас тут есть права, малыш. Все, что случится, – на первых страницах газет будут печатать массу всякой ерунды, и тебе придется убрать в завтрашнем спектакле парочку реплик типа «Черт дери». А в послезавтрашнем вставишь их снова, и все пойдет как прежде.

– А между тем, – заметила Фанни, – каждый житель города, сумевший наскрести четыре доллара восемьдесят центов, ринется к окошку театральной кассы.