Непримиримые 2

— Жаль, мне будет плохо без твоих птичек. Уже привык, знаешь ли, пальцами пробежаться… губами приласкать…

Если вначале Королек выглядит озадаченно, то уже в следующий миг в очередной раз начинает покрываться краской едкого стыда, причем так быстро, что вызывает у меня неописуемый смех. А потом вообще лицом в руки утыкается.

— О чем речь? — недоумевает папа.

Я как бы невзначай кидаю:

— Если мы с вашей дочерью не близки, то откуда я знаю, что у нее на спине, в районе лопатки, тэту в виде горящего сердца и колес, а… на лобке птички крылышками машут. Что легко проверить… Она не любит курчавость, там голо…

— М-м-м, — горько стенает Ирка, торопливо скрываясь в дальнем углу зала.

Сергей Николаевич багровеет:

— Лобок — это же… — неопределенно водит рукой у своего паха. — Игнат, — чеканит, — ты — исчадие ада!

— Не понимаю вашей озабоченности, — этот спектакль надоедает до чертиков. Мужик из девчонки лабораторную старую деву собирается сделать? Нет, понятно, что она дочь, и он обязан ее защищать, но вроде возраст уже позволяет соседке жить нормальной… взрослой жизнью, включая половую. — Ирка — видная девчонка! Я не смог пройти мимо. Любовь — она такая…

— Не опошляй любовь своими признаниями и аморальными замашками! — грозит Сергей Николаевич.

— Это сейчас вы мне будете говорить про мораль и аморальность? — торопею от наглости мужика.

— Да! Тебе! — спокоен сосед. — Нам с тобой еще предстоит разговор тет-а-тет, на тему отношений и некоторых недопониманий… А сейчас я, — переводит дух, — не хочу больше ничего слышать. Сегодняшний день был жутко затянутым и богатым на новости и приключения, — Корольков делает жест «ничего не хочу слышать, всем до свидания» и молча покидает зал, скрываясь в одной из комнат первого этажа.

— Я тоже спатки, — ухмыляюсь и шагаю наверх, но у последней ступени чуть приседаю, высматривая в зазор лестничного ограждения Ирку. Она буравит пустоту взглядом, а когда переводит глаза на меня, добавляю:

— Надоест дуться, приходи. На тебя силы найду!

Королек порывисто отворачивается, а я ржу. Открыто, от чистого сердца. Давненько так хорошо не было! Вот что значит, сделай гадость — на сердце радость. Да, черт возьми. Я тварь! И такая опасная… Меня нельзя задевать.

Меня не стоит обижать. Меня не стоит недооценивать.

И уж тем более пытаться переиграть!

Часть 3 Глава 3 (А мужик-то…)

Глава 3

(День второй, ночь третья)

Игнат

В универе вроде успеваю договориться о досрочной сдаче последних зачетов и экзаменов в связи с личными проблемами, вот только один предмет зависает. Люговкин Аркадий Петрович, профессор по микробиологии, попал в больницу с сердечным приступом. В деканате меня неприятно «радуют», что вместо него взяли Королькова, и он будет принимать у нас экзамен, хотя должен был приступить к работе лишь с нового учебного года. Бл"’, аж зубами скриплю.

Эта семейка явно существует, чтобы знатно попортить мою жизнь. Причем зная, что у нас с соседом отношения, мягко говоря, не айс, а в свете последних событий — у Сергея Николаевича на меня вообще зуб, то я даже не пытаюсь к нему подойти.

Обращаюсь сразу к Вирзину, но на кафедру не захожу — не хочу с Леркой встречаться, потому ловлю препода после пары:

— Здравствуйте, Андрей Юрьевич, — торопливо шагаю за зав. кафедрой, который всегда ходит с такой скоростью, будто вечно опаздывает.

— Здравствуй, Селиверстов. Хочешь сообщить, что смог довести до ума свой проект?

— А то, — хмурюсь; профессор всегда колет моей затянувшейся работой. Вот только я вроде… Работаю! Проект не стоит на месте! К пятому курсу сто процентов завершим последние исследования. — Я по поводу микробиологии.

— А что с ней не так?

— С ней все отлично, а вот с преподом…

— Игнат, ближе к телу…

— Ну, это, Аркадий Петрович в больницу загремел.

— Это я знаю.

— А я хотел досрочно сдать, у меня личные проблемы. Я уже заявление в деканат написал.

— А, да, — кивает Вирзин. — Пожар. Сожалею… Тебе нужна помощь?

— Мне нужно сдавать экзамен. Я хочу сдать вам!

— Это возможно, но у нас есть преподаватель. Корольков… Он уже согласился… Да и вы же соседи, или я не прав? — это уже добавляет с некоторым недоумением и непониманием.

— Соседи, — ворчу в свою очередь, спешно поднимаясь по лестнице, по которой проворно торопится Вирзин, даже не огибая студентов, потому что они удивительным образом сами расступаются. — Но у нас с ним… личная неприязнь.

— Ну, Игнат, даже не знаю, что на это ответить. Я могу принять экзамен, но только если Сергей Николаевич даст согласие.

— Это с какого перепугу? — фыркаю недовольно.

— Слова подбирай, не с приятелем говоришь, — одергивает меня зав. кафедрой, уже вышагивая по коридору этажа, как и прежде будто не замечая толп студентов, ожидающих начала пар. — Поговори с преподавателем. Если он будет личное перемешивать с работой, мы этот вопрос уладим.

Хреново!

— Мгм, — киваю. — Спасибо, — отстаю, уже пытаясь обмозговать, как поступить дальше.