Непринятый финал (СИ)

Но кроме того в ней огнем горело предвкушение и ликование – не темное, как бывает перед местью - а то, которое означает надежду. Это был решающий порог, и хоть они не говорили об этом вслух, Гаррус видел, что она позволяет себе робкие мысли о том, что будет «после». Эти мысли наполняли внутренним светом её глаза и разжигали его собственную надежду и веру в победу. Он тоже хотел заорать в потолок, веля Джокеру заставить «Нормандию» прибавить ходу. Он тоже хотел скорее покончить со всем этим. Противостояние со Жнецами – даже если отсчитывать его от Иден Прайм – не длилось долго по галактическому календарю, но заняло целую вечность. Гаррус хотел увидеть, как оно завершится, он хотел увидеть мир. И обнимая Шепард в ту ночь, он мечтал о том, что в следующий раз обнимет её так уже после победы. Может, её волосы всё ещё будут хранить в себе запах копоти и оружейного дыма, может они оба будут все в бинтах и повязках, но на календаре уже будет мир.

Время, когда можно будет, наконец, избавиться от притаившегося глубоко внутри страха за хрупкую, немного безумную женщину, совершающую невозможные вещи с обманчивой легкостью… время, когда ему не придется делить её с этой проклятой войной. Время, когда она будет принадлежать только ему.

Последние слова он в ту ночь пробормотал вслух, заставив Шепард смеяться и вовлекая её в страстный поединок за главенство. Поспать им удалось не так уж много – ровно столько, чтобы выспаться и не терять сосредоточенности в бою – но это был хороший сон. Последний хороший сон для него.

Когда проклятущий Мако взорвался, едва не похоронив их с Явиком под собой, Шепард среагировала мгновенно, затолкав их в «Нормандию» раньше, чем Гаррус успел толком что-то понять. Возможно, виной тому был болевой шок, который свалил его с ног секунд через тридцать после того, как шлюз закрылся. Он не видел, как лазер Жнеца выкашивал бежавших к Каналу, и зеленой вспышки, навсегда изменившей Галактику, он тоже не видел. Его окружал метущийся мрак, беспокойный, полный вспышек и обрывков образов и звуков. А еще слова Шепард: «ты же знаешь, что я люблю тебя. И буду любить вечно». Они повторялись и повторялись бесконечное количество раз, слово «вечно» раскаленным болтом ввинчивалось в мозг. Слишком похоже на прощание.

А после он пришел в себя в медотсеке, и страх пронизал его с ног до кончиков гребней. На это потребовалось всего несколько секунд и вид доктора Чаквас, которая буквально сбежала из собственной вотчины, только он открыл рот для вопроса. Больше он не заснул.

Нормандия совершила аварийную посадку на какой-то неизвестной планете: связь барахлила, системы сбоили, а еще на всём вокруг появились какие-то странные переливающиеся символы, напоминающие микросхемы, и глаза у всех позеленели. Глаза и визор Сузи. Это определенно означало, что команде «Нормандии» предстояло много работы, за которую тут же и взялись. Гаррус присоединился, игнорируя требования доктора Чаквас. Ему нужно было себя чем-то занять, потому что мысли о том, что случилось на Цитадели, сводили с ума.

Коммуникации восстановили в первую очередь, и Гаррус склонился над креслом Джокера, когда тот настраивался на каналы Альянса. Сузи тогда посмотрела на него и даже приоткрыла губы, видимо, собираясь сообщить о тахикардии, но почему-то промолчала. Возможно, она в самом деле стала куда ближе к живым, чувствующим существам. Впрочем, тогда Гаррус был далек от подобных рассуждений. Он весь обратился в слух и молил Духов о том, чтобы голос, прорывающийся сквозь шум помех, оказался голосом Шепард. Или голосом Андерсона, который скажет, что коммандер уже всюду разыскивает свой беглый корабль…

Но на связь вышел Хакет, и по первым же его словам Гаррус понял, что Шепард нет с ними. Он знал этот чертов тон. Он слышал его от Андерсона тогда, после Алкеры. Он сам говорил этим проклятущим тоном с родными своих погибших на Омеге товарищей. Хакет говорил отрывистыми фразами, но явно не пытался что-то утаить или поскорее закончить разговор, но среди множества «неизвестно», «нет связи», «разрушения» звучало непроизнесенное «она мертва».

Когда передатчик смолк, мостик «Нормандии» начал тонуть в потрясенной тишине. Она медленным, но неумолимым потоком стекала по ступенькам, просачивалась через переборки и заполняла весь корабль по мере того, как экипаж узнавал новости. Работы остановились. Гаррус хорошо помнил тот день, помнил, как странно выглядели глаза экипажа, когда одинаковым стал не только их цвет, но и их выражение. Видеть это было невыносимо. Думать об этом – ещё невыносимее.

Гаррус сбежал, поднявшись на лифте в каюту Шепард. Здесь всё было как они и оставили. Почти также, за исключением небольшого беспорядка, вызванного лихими маневрами Джокера. Толстовка Шепард валялась возле кровати вместе с её майкой, одна из бретелек которой прошлой ночью пала жертвой его когтей и нарастающей страсти. Будильник тоже свалился с тумбочки, а аквариум с Люком перевернулся и пустовал.