Непристойная рукопись

– Микстура хозяйки, – испуганно прошептала Вероник. – Она принимала её несколько лет.

– Да-да, господин сержант, – кивнул Бланшар. – Тётя Октавия пила эту настойку давно, аптекарь готовил её каждый месяц. Кажется, в составе был можжевельник, но точнее я не могу сказать.

– Я отдам бутылку в полицейский участок, – заявил Трюбло. – И опрошу аптекаря.

– Делайте всё, что считаете нужным, сударь, – скорбно поджав губы, покачал головой Эжен, чувствуя, как на висках выступил пот. – Ах, бедная тётя! Я даже не успел попросить прощения.

– Прощения? О чём вы, сударь? – насторожился сержант.

– Видите ли, господин Трюбло, – нарочито вздохнул молодой человек. – Тётушка не одобряла моего занятия литературой. Ей хотелось бы видеть меня приказчиком в магазине готового платья. Мы так повздорили, что от обиды я не навещал её больше трёх месяцев, о чём сейчас горько сожалею.

– Да-да, – всхлипнув, торопливо бросила служанка. – Господин Бланшар не показывался у нас давно.

– Странно, отчего вы оказались возле дома родственницы именно сегодня? – сверля юношу взглядом, спросил сержант.

– По чистой случайности, – пожав плечами и как можно более открыто глядя на него, ответил Эжен. – Я был в книжной лавке Пуассона, хотел купить необходимую для работы книгу. Да, можете спросить его самого, мы вместе вышли на улицу, когда Вероник начала кричать.

– Хорошо, его я также допрошу, – важно кивнул Трюбло.

В это время явились два карабинера, сержант вкратце изложил им суть дела. И к огромной радости Эжена, кивнув в его сторону, пояснил:

– Это племянник хозяйки, он зашёл в дом вместе со мной.

Все дальнейшие события показались Бланшару чудесным сном. Знай он раньше, что всё так легко сойдёт с рук, давным-давно отправил бы старушенцию на небо и жил припеваючи. Все соседи в один голос подтвердили, что он не появлялся у любимой тётушки с начала осени. Ведь о его ночных визитах к Вероник они не знали. Аптекарь доказал, что мадам Фуке более десяти лет покупала настойку, которую он готовит по одному и тому же рецепту. Да и зачем ему травить покупателей, его репутация слишком хороша, чтобы в один миг испортить её подобным промахом. Кстати пришлись и показания владельца книжной лавки. Да, господин Бланшар проторчал у него больше часу, изводя вопросами. И они вместе стали невольными свидетелями несчастья. В бутылке, отданной сержантом в участок, также не обнаружили ничего сомнительного, обычная настойка можжевельника с анисовым маслом и сахаром. А склянку с ядом, что ловко подменила служанка, Бланшар тайком выкинул в реку. Теперь главная улика надёжно погребена на илистом и грязном дне и, стало быть, руки молодого человека развязаны. Должно быть, ему и впрямь оказали поддержку прислужники дьявола: врач, осматривающий покойницу, то ли по неопытности, то ли от лени, не усмотрел явных признаков отравления, сочтя, что старуха всего лишь подавилась питьём.

В свой новый дом Эжен взял только дневник маркиза, заботливо припрятанный в книгу, из которой он без всякой жалости выдрал страницы. Зайдя в комнату тётки, он, озираясь, вынул из секретера один из ящичков и, надломив заднюю стенку, уложил пачку драгоценных записей. И только после этого с удовольствием осмотрелся. Надо бы сменить обстановку, он не желает коротать дни среди безвкусицы, с которой старуха обставила дом. Пусть квартира не велика, но вполне прилична. Уж во всяком случае, не жалкая мансарда в нищем квартале.

Он так размечтался, представляя новые портьеры и мебель, что даже не услышал, как служанка зашла в комнату. И когда её руки легли ему на плечи, он вздрогнул со страху и раздражённо воскликнул:

– Ты с ума свести меня хочешь?! – но, глядя в округлившиеся от удивления глаза Вероник, взял себя в руки и нежно шепнул: – Ах, дорогая, я так переживал, как всё пройдёт, что право же, совершенно измучен.

Служанка счастливо вздохнула и прижалась к его груди.

– Эжен, видишь, я сделала всё, как ты хотел. Я так люблю тебя!

– Да, милая! Всё чудесно, лучше и ожидать нельзя. Однако нам просто повезло, что старуха не успела оставить завещание. Иначе все труды пошли бы насмарку. А теперь я единственный наследник.

– Когда закончится траур, мы сможем обвенчаться, – мечтательно пробормотала Вероник.