Непристойная рукопись

– Господь милосердный! Как же мне не повезло с родней! – возмущённо прошипела старуха. – Мой младший брат, что доводился тебе отцом, был круглым дураком! Вечно он брался за дела, которые разоряли его дочиста. Взять хотя бы эту чёртову лавку с грошовыми безделушками. Только умалишённый мог придумать торговать эдаким никчёмным товаром в квартале бедняков. Да и твоя мать оказалась не меньшей дурой, точно под стать муженьку. А ведь я настоятельно просила её сплавить негодный товар по сходной цене. Она могла бы выпутаться из долгов, если бы открыла торговлю зеленью или прикладом. Но нет, ей вздумалось отдать тебя в обучение. Хотя, чему удивляться? Недаром она окончательно спятила перед смертью. Твой никчёмный диплом сожрал жалкие крохи грошового наследства вместе с проклятой лавкой. Ты же мог поступить в магазин торговца сукнами и теперь наверняка дослужился бы до помощника старшего приказчика! А вместо этого просиживаешь штаны в жалкой конторе и ещё умудряешься швырять деньги на шикарную бумагу, услуги переплётчика да поить вином какого-то хлыща, что наживается на издании непристойностей!

Лицо Эжена свело судорогой, он из всех сил пытался погасить огонь ненависти, что сверкал в его глазах. Вот паршивая скряга! Мало того, что с издёвкой помянула родителей, так ещё готова помереть в обнимку со своими деньгами! Отчего Господь никак не приберёт её к себе? Каждый день помирают люди гораздо моложе ненавистной тётушки, а она продолжает наслаждаться безбедным существованием, не давая единственному племяннику ни любви, ни заботы, ни помощи.

– Можешь кривиться как угодно, Эжен, но то, что я говорю, абсолютная правда! – ударив ладонью по поручню кресла, бросила старуха. – Мы с мужем всегда относились к деньгам с уважением, отказывали себе в развлечениях и пустых тратах. Каждая монетка шла в дело лишь после того, как мы решали, стоит ли её тратить. И как видишь, это принесло свои плоды. Когда нам удалось скопить на ренту, мы оба удалились на покой без боязни, что на старости будем побираться. И хотя сейчас я могла бы позволить себе лишнего, я обхожусь малым. Вместо кухарки и горничной я держу одну лишь Вероник, что, несомненно, сокращает расходы, живу в приличном квартале в собственном, пусть и скромном доме. И не нуждаюсь ни в твоей, ни в чьей-либо ещё помощи. А по всему выходит, что мой уклад жизни ведёт к достатку и стабильности. А такие шалопаи, как ты, могут закончить жизнь под забором, если не возьмутся за ум.

– Мне лучше уйти, тётя, – выдавил Эжен, чувствуя непреодолимое желание схватить старуху за горло и сжимать до тех пор, пока она не замолчит навсегда.

– Да-да, иди, ты достаточно расстроил меня свои приходом и своей непроходимой тупостью. И запомни, если ты не станешь следовать моим советам, я с чистой совестью отпишу всё, что нажила, соседнему приходу. От меня ты не получишь ничего.

Белобрысая, невзрачная служанка Вероник с невозмутимым видом протянула молодому человеку шляпу и направилась отворять двери. От души потешаясь над услышанным. Ну и головомойку устроила мадам своему недотёпе-родственнику. Со смеху помереть можно, они оба были похожи на злобных ворон. И тётка, и племянник обладали внушительными носами, что ещё больше придавало им сходство с птицами, не поделившими крошки. Да и вопли мадам, как есть, походят на карканье. Вот потеха! И как это господин Эжен утерпел и не огрел любимую тётушку кочергой? Хотя, признать откровенно, господин Бланшар довольно мил, особенно когда по-свойски подмигивает ей. Будь хозяйка добрее, парень не выглядел бы таким тощим. Даже жаль, что мадам не поселит его у себя. Пожалуй, в доме стало бы не так тоскливо. И Вероник ещё немного постояла в дверях, вспоминая, как однажды племянник хозяйки ущипнул её за талию, притиснув в углу прихожей.