Непристойная рукопись

Бланшара душила злоба, надо же было тётке уродиться такой жадной! Ей даже в голову не пришло проявить сострадание. Она готова помереть в обнимку с нажитыми деньгами, лишь бы не дать ни гроша взаймы. А ведь он единственный кровный родственник, Бог не послал ей детей. Наверняка он попросту счёл, что такая скупердяйка уморит собственное дитя голодом. Теперь, получив от госпожи Фуке решительный отказ, молодой человек в ужасе понял, что ему и впрямь грозит остаться под мостом. Но не успев до конца впасть в озабоченность по одному поводу, как сразу, словно старуха и впрямь накликала беду, он получил ещё один неожиданный удар. Владелец конторы, дела которого шли всё хуже и хуже, без всяких церемоний сократил число служащих, по его мнению, самых нерадивых. Нужно ли удивляться что в их компанию угодил и Бланшар, что вечно сидел с надутым видом, не скрывая, как ему опротивела эта работа. Вот это стало настоящим бедствием для молодого человека. Теперь он точно не наберёт достаточно денег погасить долг, даже если станет питаться впроголодь. Впав в оцепенение и оглушённый известием, Эжен вернулся домой, где с ехидным видом привратница указала ему на дверь. Теперь, когда, казалось, все горести разом рухнули на его бедную голову, юноша не нашёл ничего лучше, как отправиться к реке и прыгнуть с моста. Право же, он совершенно не видел другого выхода. Тётка не пустит его на порог, злорадно упиваясь своей прозорливостью. Друзей, что могли бы приютить его хотя бы на некоторое время, у него никогда не было. Он искренне считал себя выше и умнее окружающих. Свободное время он старался посвящать письму или прогулкам в одиночестве, пытаясь строить в уме сценки и диалоги, которые, вернувшись домой, аккуратно заносил в истрёпанный блокнот. Прижав к себе жалкий сундучок, куда запросто вместилось всё имущество, Эжен направился на верную гибель.

Голова Бланшара кружилась, названия улиц и переулков расплывались перед глазами. Он совершенно сбился с дороги, ведущей к реке. Мелкий снег сыпал с самого утра, но тотчас таял, едва коснувшись мостовой, и ничуть не прикрыл раскисшую грязь на обочинах. Тощее заношенное пальто грело не больше, чем лист лопуха, если бы молодой человек прикрыл им плечи. Пальцы, сжимавшие поклажу, покраснели и ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы подышать на них. Иначе они и вовсе примёрзнут к железной ручке. Эжен уже давно потерял счёт времени, наверное, он кружит по улицам более двух часов. Холод так сильно одолевал беднягу, что он невольно стал жаться ближе к лавчонкам, воображая, что возле них гораздо теплее. В очередной раз сделав остановку, он опустил поклажу на приступку, заляпанной брызгами проезжающих повозок витрины, и прижал к губам указательный палец, что буквально кололо иголками. И тут взгляд его скользнул по листу серой бумаги с объявлением о сдаче мансарды внаём. Бланшар машинально прочёл написанное и посмотрел на дом, возле которого оказался. Вид у серого двухэтажного строения был столь жалким, что молодой человек внезапно почувствовал надежду. Не может быть, чтобы хозяева решились сдать комнату в эдаком месте дороже, чем его прежнее жильё. И Бланшар решился войти. В конце концов, помереть он ещё успеет. Если комната уже сдана или плата высокая, стало быть, он направится исполнять свой замысел. По крайней мере, немного согреется болтая с хозяевами, иначе от холода скончается раньше, чем доберётся до речки.

На первом этаже располагалась мастерская башмачника. Свет, проникающий через витрину, был довольно скудным, но достаточным, чтобы разглядеть беспорядочно сваленные в кучу у стены рваные башмаки, куски кожи для заплаток и деревянные колодки, отполированные до блеска примеркой обуви. Запах вара, грязного помещения и сырых кож окутали его прямо с порога. Мастерскую держал старик Вольжан со своим сыном Раулем. Беглого взгляда хватило, чтобы понять: владельцы еле сводят концы с концами. Борода Вольжана топорщилась в разные стороны и напоминала облезлый веник. Светлые, словно белёсые, глаза совсем скрывались под широкими бровями. На всём лице только и выделялся уныло повисший нос с капельками пота. Его сыну на вид было около тридцати, один глаз несчастного косил так сильно, что зрачок и вовсе закатился внутрь. Приоткрытый рот и неловкие движения указывали, что младший Вольжан страдает слабоумием и годится только для простой и однообразной работы. Сейчас он старательно начищал башмак и не прекратил своего занятия, даже когда на пороге показался незнакомец.

– Что вам угодно, сударь? – сипло спросил старик.

– Я хотел бы разузнать о комнате, что указана в объявлении, – ответил Эжен, стараясь встать как можно ближе к очагу.

– Отлично! Сударь! – всплеснул руками старик, вскакивая со своего места с проворством, которого трудно было ожидать. – Чудесная комната, можете обойти всю улицу Гут д́Ор, не найдёте лучше за такую цену. Мы сдаём с полной обстановкой и не просим лишнюю плату за это.