Непристойные предложения

– Тихо! Успокойся, – приказала ее мать. В конце концов, только зеленые бойцы ожидают лобовой атаки. Матери нанесли удар по уязвимому флангу – мне, – и она отвечала сходным образом. Пирл хныкала и переминалась с ноги на ногу, но миссис Mokkeh игнорировала дочь: ее внимания требовала профессиональная честь.

– Ваша дочь, Пирли, – продолжила мать заклинание. – Сейчас ей четырнадцать – пусть она доживет до ста четырнадцати! Пусть через пять лет выйдет замуж за чудесного человека, гениального человека, врача, юриста, дантиста, который будет исполнять все ее просьбы и даст ей все, чего только пожелает ее сердце.

Присутствующие начали выказывать неподдельный интерес, когда стало ясно, что за проклятие творит моя мать. Это одна из самых сложных форм во всем еврейском чудотворном репертуаре – вести объект проклятия все выше, и выше, и выше, чтобы закончить сокрушительным падением. Известное нарастающее проклятие звучит так: «Пусть у тебя будет счет в каждом банке, и на каждом счету будет целое состояние, и пусть ты потратишь все до последнего пенни на врачей, и ни один врач не сможет тебя вылечить». Или: «Пусть у тебя будет сотня особняков, и в каждом особняке – сотня богато убранных спален, и пусть ты всю жизнь будешь метаться из постели в постель, но не сможешь уснуть ни в одной».

Достичь вершины, чтобы обрушить лавину, – вот в чем смысл нарастающего проклятия. Оно требует совершенства в деталях и еще большего совершенства в расчете времени.

– Пусть вы устроите своей дочери Пирли свадьбу с этим чудесным человеком, свадьбу, которую весь мир будет обсуждать годами.

Голова Пирли начала медленно втягиваться в платье. Ее мать крякнула, словно боксер, которого легко ударили по челюсти и который, приплясывая, отходит в сторону.

– Эта свадьба, пусть о ней пишут во всех газетах, пусть пишут даже в книгах, и пусть вы получите удовольствие, какого не получали никогда в жизни. А год спустя пусть Пирли, Пирли и ее чудесный, богатый, внимательный муж – пусть они подарят вам первого внука. И masel tov, пусть это будет мальчик.

Старая миссис Mokkeh недоверчиво вздрогнула и спустилась на одну ступеньку, ее бородавка подергивалась, словно антенна насекомого.

– И этот мальчик, – пропела моя мать, прервавшись, чтобы поцеловать пальцы, прежде чем протянуть их к миссис Mokkeh, – что за прелестный ребенок это будет! Прелестный? Нет. Восхитительный! Такого чудесного мальчика еще никто не видел. Величайшие равви съедутся со всего света ради того, чтобы посмотреть на него во время bris, чтобы потом говорить, что они были среди тех, кто присутствовал на церемонии его обрезания в возрасте восьми дней. Он будет таким красивым и умным, что люди будут ожидать, что он сам скажет молитвы на собственном bris. И ваш восхитительный первый внук, всего один день спустя, когда вы будете купаться в счастье, пусть он внезапно, посреди ночи…

– Хватит! – крикнула миссис Mokkeh, воздев обе руки. – Остановись!

Мать сделала глубокий вдох.

– А почему я должна остановиться?

– Потому что я беру свои слова обратно! То, что я пожелала мальчику, пусть это обрушится на мою голову, все, что я ему пожелала. Ты довольна?

– Я довольна, – ответила моя мать. Потом взяла меня за левую руку и потащила по улице. Она шла гордо, уже не младшая среди старших, а полноправная, признанная колдунья.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Когда в конце 1960-х «Бэллентайн букс» (Ballantine Books) решили выпустить пятитомник моих работ (четыре сборника рассказов и один новый роман), мой тогдашний агент, Генри Моррисон, сообщил, что главу компании кое-что тревожит и тот хочет со мной поговорить.

Я позвонил Иэну Бэллентайну, который сказал, что со сборниками могут возникнуть проблемы, связанные с объемом. «Вы можете дать мне еще несколько рассказов? – спросил он. – Рассказов различной длины, чтобы при необходимости я смог включить какой-либо в сборники, и они все получились примерно одного объема».

Я сказал, что могу, и несколько дней спустя переслал ему эти рассказы. Все они, на мой взгляд, были второсортными, и я отобрал их на основании лишь одной характеристики – различной длины. К моему ужасу, вскоре Иэн позвонил и сказал, что все рассказы ему очень понравились, и он хочет опубликовать их в виде пятого сборника.

– Но, Иэн! – возопил я. – Это мои худшие рассказы!

– Отлично! – ответил он. – В таком случае, назовем сборник «Худшее Уильяма Тенна».

Я по сей день жалею, что мне не хватило смелости согласиться на его предложение. Я придумал другое название, и Иэн его одобрил. Но чтобы снять со сборника «проклятие», я настоял на включении в него пары других рассказов, которые мне весьма нравились.

Среди них был рассказ «Моя мама – ведьма».

Прежде чем меня обвинят в том, что я со злым умыслом и коварными намерениями вышел за рамки жанра, позвольте сказать следующее.