Неприступный герцог

Смех так и рвался из ее груди, спина задрожала, и руки Уоллингфорда скользнули наконец по плечам Абигайль и прижали ее к своему большому телу. На этот раз герцог засмеялся тоже.

Абигайль положила голову ему на грудь.

– Должно быть, вам было очень тяжело.

– Вовсе нет. Берк – прекрасный человек. Я горжусь тем, что он у меня есть. Каждой семье необходим гений, и… в общем, он известный ученый и изобретатель.

Абигайль вновь вспомнила, как вздрогнул Уоллингфорд там, в саду.

– Он чудный человек. Но мне больше нравитесь вы.

Ей показалось, или Уоллингфорд действительно сжал ее чуть крепче?

Герцог наклонил голову, чтобы прижаться щекой к ее волосам.

– В таком случае у вас совсем нет разума, как я и предполагал, – сделал вывод Уоллингфорд.

– У меня гораздо больше разума, чем может показаться на первый взгляд.

– А как насчет моего обворожительного Адониса-брата? Его кандидатуру вы не рассматривали?

– Он тоже очень славный, и я его на самом деле обожаю, но – как вам сказать, – чего-то в нем не хватает.

– Может быть, титула?

Абигайль щелкнула пальцами.

– Точно! – Под ее пальцами были гладкие пуговицы жилета. Она коснулась одной и провела пальцем по ее ободку. – Кроме того, его телом и душой завладела моя кузина Лилибет.

– Боюсь, вы правы.

Вода плескалась у берега. Поднимался ветер – холодный и беспокойный. Наступила полночь, но Абигайль не хотела сдвинуться даже на десятую долю дюйма с этого места и от этого мужчины.

– Уолллингфорд, я хочу, чтобы вы отказались от пари.

Герцог не шевелился, и Абигайль замерла в ожидании.

Наконец он хмыкнул.

Она отстранилась и попыталась заглянуть герцогу в лицо, но он не разжал рук.

– Я серьезно. Неужели вы не видите, что оно совершенно бессмысленно? Никто не хочет покидать замок. В нем найдется место для всех. Да и что плохого в том, чтобы позволить людям полюбить друг друга?

Как только эти слова сорвались с языка Абигайль, она ощутила, как краска смущения густо разливается по щекам. «Скажи что-нибудь!» – взмолилась Абигайль, в то время как слово «любовь» пульсировало между ними в унисон с медленным сердцебиением Уоллингфорда под ее ладонями.

– Полагаю, – произнес Уоллингфорд тоном судьи, оглашающим вердикт, – если мы хотим избежать дальнейшего обсуждения…

Абигайль обвила его шею руками.

– О, спасибо! Только представьте, как будет весело, если над нашими головами не будет висеть этот дамоклов меч. Какими добрыми друзьями мы все станем!

Уоллингфорд схватил руки Абигайль, стиснул их и прижал к своей груди.

– Друзьями? – Теперь герцог мягко и серьезно смотрел на нее, и луна отражалась в его глазах.

Абигайль была рада тому, что вокруг царила кромешная тьма. Ведь она скрывала ее румянец. Румянец! Ее! Абигайль вообще никогда не краснела. И вот она стояла здесь, на берегу озера, краснея и смущаясь, точно дебютантка на своем первом балу. Вела себя так, как поклялась никогда себя не вести. И все же ощущение нельзя было назвать неприятным. Абигайль чувствовала себя взволнованной. То же самое она испытала бы, если бы лошадь, на которую она поставила и которая всю дистанцию безнадежно плелась в хвосте, вдруг резко прибавила и пришла к финишу первой.

Вот и сейчас Абигайль ощущала нечто больше, чем ликование.

– Да, друзьями, – проворковала она. – Мужчины и женщины могут быть друзьями. Мы можем вместе заниматься изучением наук. Вы великолепно владеете латынью. Я сама слышала за ленчем. Так что мы сможем…

– Абигайль. – Уоллингфорд остановил ее рассуждения с помощью нежнейшего из поцелуев. – Давайте не будем опережать события. Между страстными объятиями и крепкой дружбой огромное расстояние.

Глаза Абигайль округлились от изумления. Уоллингфорд смотрел на нее серьезно, даже сурово, но дрогнувшие уголки губ выдали его.

– О! – выдохнула Абигайль. – Как же я вас обожаю! – И вновь обвила шею герцога руками, засмеялась, с восхищением ощущая, как вибрирует от смеха его грудь.

Уоллингфорд приподнял ее над землей и коснулся губами волос.

– Послушайте, – произнес он наконец, – нужно отвести вас домой. Уже поздно, вы замерзли, вас хватятся…

– Никто меня не хватится. Все думают, что я у себя в комнате.

– Абигайль, – Уоллингфорд убрал с ее лица прядь волос, – мы не станем делать этого, вы меня поняли? Может быть, я и распутник, но у меня нет привычки соблазнять девственниц, даже таких, к которым я…

– Да?

Уоллингфорд поцеловал ее в лоб.

– Да так, ничего. Идемте.

Ни он, ни она даже не пытались расцепить объятия.

– Я не хочу никуда идти, – сказала она. – Пожалуйста, еще несколько минут.

На лице Уоллингфорда отразилось сомнение.

– Вы замерзнете.

Его голос звучал так невозможно нежно, словно перед ней стоял совсем другой Уоллингфорд – настоящий, но почему-то скрывающий свою сущность. Абигайль хотелось как-то сохранить эту сущность, подобно тому, как мистер Берк сохраняет образцы воздуха в своих пробирках.

Абигайль отстранилась.

– Подождите здесь минуту, – сказала она и побежала по влажным камням к лодочному сараю.

Когда она вернулась с одеялами в руках, Уоллингфорд по-прежнему стоял на камнях босиком, скрестив руки на груди.

– Что это? – спросил он, вскинув бровь.