Неприступный герцог

Уоллингфорд рассмеялся:

– Я подразумевал вовсе не это, хотя испытал облегчение от того, что ты не убежала от меня с криком, как в прошлый раз.

– На самом деле я кричала довольно много. Как и ты. – Абигайль положила голову на грудь возлюбленного. Солнце согревало спину, а Уоллингфорд – грудь. Вот сейчас бы еще чашечку кофе, и мир был бы просто идеален.

Уоллингфорд погладил ее по руке.

– Абигайль, я понимаю, что ты не переносишь само слово «замужество»…

– Вовсе нет.

– И пока не стану упоминать его снова, но должен ясно выразить свои намерения: я хочу, чтобы ты стала моей женой. Эта ночь связала нас с тобой воедино, и я просто обязан жениться на тебе. – Уоллингфорд поцеловал руку Абигайль. – Да ты и сама знаешь это.

– Знаю.

– Я не хочу давить на тебя, но и сдаваться не желаю. Если мне придется жениться на тебе на смертном одре, я сделаю это, и да поможет мне Господь.

Абигайль ничего не ответила.

– Ты не веришь мне?

– Ты говоришь такие глупости, Уоллингфорд. Жениться на смертном одре… Зачем воспринимать все настолько серьезно?

Уоллингфорд вздохнул:

– Абигайль, я дарю тебе свою вечную любовь. Клянусь! Я обещал Морини…

Морини!

Абигайль подскочила на кровати, точно ее ударило током, и все мышцы отозвались болью.

– Что ты сказал?

– Там, в замке, я пообещал, что, если она скажет, куда ты уехала, я сделаю тебя счастливой…

Абигайль задрожала.

– Ты видел ее? Видел Морини?

– Нет. – Уоллингфорд приподнялся на локтях. – Она ведь призрак, не так ли? Я ощущал ее присутствие: стоял посреди кухни и разговаривал со стенами, точно сумасшедший, потому что больше не знал, что делать. С тобой все в порядке, дорогая? Ты дрожишь. – Уоллингфорд взял любимую за плечо и уложил обратно на подушки. – Господи! Ты словно листок на ветру. Ты думала, я не знаю?

– Я думала, ты не веришь в призраков. – Абигайль покачала головой, силясь осознать сказанное Уоллингфордом. – Она разговаривала с тобой? Ты ее слышал?

– Она послала мне записку через служанку.

– И это все? Ты ее не видел и не слышал?

– Нет. Я не мог ее увидеть. Точно так же, как ты не можешь видеть Джакомо. С тобой все в порядке?

– Да. – Абигайль заставила себя разжать пальцы. – Ну конечно, ты не можешь ее видеть. Для этого нет причины. Ничего ведь не изменилось. Записка у тебя? Могу я на нее взглянуть?

– Если хочешь. – Уоллингфорд поцеловал Абигайль в макушку, встал с кровати и застонал. – О Боже, ты выпила из меня все соки.

– Раз уж ты встал, – хитро произнесла Абигайль, – не мог бы ты попросить, чтобы сюда принесли кофе?

– Конечно.

Совершенно обнаженный, Уоллингфорд прошел через всю комнату. Абигайль откинулась на подушки, укрылась одеялом и тут же ощутила легкий аромат бергамота. Она обняла подушку Уоллингфорда и зарылась носом в чистую наволочку. Из соседней комнаты доносился звучный голос герцога, отдающего распоряжения.

Он признался Абигайль в любви. Рассказал об этом Морини, но проклятие не исчезло. Он по-прежнему не мог видеть и слышать экономку.

Что это значит? Что он не любит ее по-настоящему? Или то, что его любовь – совсем не та, что требуется для снятия проклятия, наложенного синьором Монтеверди?

А что, если никакого проклятия вообще не существует? Может, все они просто стали игрушкой в руках скучающих в замке призраков Морини и Джакомо?

– Вот она. – В дверях возник Уоллингфорд, освещенный золотистыми лучами солнца, просачивающимися сквозь полузадернутые занавески. Он подал Абигайль сложенный вчетверо листок бумаги. – Кофе сейчас принесут.

– Спасибо. – Абигайль села, облокотившись спиной о подушки. Уоллингфорд устроился рядом с ней, поцеловал кончики ее волос, шею, а потом принялся ласкать соски. От прикосновений любовника по телу разлилась теплая волна. Абигайль развернула записку и попыталась разобрать написанные корявым почерком слова.

«Синьор герцог, Вы спрашивали, где отыскать синьорину. Она отправилась в Рим со своей сестрой, чтобы посмотреть на автомобиль синьора Берка. Вы должны разыскать ее и сказать ей…».

Уоллингфорд наклонил голову и втянул губами тугой сосок, отчего у Абигайль перехватило дыхание. Слова записки поплыли у нее перед глазами.

– Перестань, – попросила она. – Я стараюсь прочитать записку.

– Не могу остановиться…

Абигайль подняла листок бумаги чуть выше.

«…о своей любви и пообещать, что эта любовь продлится вечно. Затем вы должны передать ей записку от синьоры Морини. Вы должны…».

– О! Перестань. Я не могу… о!

Палец Уоллингфорда скользнул между ног возлюбленной.

– Не обращай на меня внимания. Я просто освежаю память. Какая ты влажная, любовь моя. Ты всегда просыпаешься в таком состоянии?

– Это важно… – простонала Абигайль и запрокинула голову.

– Жизненно важно. – Язык Уоллингфорда перекочевал на другую грудь, в то время как его палец описывал те же чувственные круги, от которых Абигайль едва не лишилась чувств прошлой ночью. – Продолжай читать, дорогая. Ты уже дошла до места, где говорится о моей вечной любви?

Она едва не смяла записку и усилием воли заставила себя открыть глаза.