Неприступный герцог

Уоллингфорд, должно быть, заметил ее смятение, наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Тебя проводить?

– Нет, спасибо. Я справлюсь.

Большой палец герцога снова ласково коснулся щеки любимой.

– Тебя никто не посмеет обидеть. Ибо если кто-то скажет хоть слово…

Абигайль упрямо вздернула подбородок.

– Это мой выбор, и я готова к последствиям.

– В этом вся моя девочка.

Абигайль поцеловала любимого и направилась в ванную комнату. Она тщательно терла себя губкой в огромной белой ванне до тех пор, пока пар не наполнил все помещение, а потом вернулась в спальню закутанная в толстое полотенце.

– О, это было восхитительно! – воскликнула она.

– В самом деле? Ты выглядишь божественно – такая розовая и чистая. Теперь моя очередь.

Уоллингфорд поцеловал ее, бросил газету на кровать и направился в ванную комнату, откуда все еще вырывались клубы пара. Однако прежде чем взяться за ручку двери, он повернул голову и бросил через плечо:

– Кстати, я ошибся насчет луны.

Абигайль едва не подавилась кофе.

– Что?

– Я сверился с газетой. Полнолуние сегодня.

Глава 20

Серовато-коричневые стены монастыря Сан-Джюсто, отливающие золотом в лучах вечернего солнца, были покрыты такой же красной черепицей, что и соседние строения, прилепившиеся друг к другу по обе стороны узкой улочки, ведущей к собору.

– Вы уверены, что это то самое место? – спросил Уоллингфорд у возницы.

– Che cosa? – спросил итальянец, Абигайль быстро перевела, и итальянец энергично закивал: – Si, si. Il conventо, signorina.

– Он говорит, то самое. – Абигайль взглянула на своего спутника. Его лицо вспотело и слегка покраснело под соломенной шляпой. Июльское солнце немилосердно палило, нагревая черную крышу экипажа, который они наняли, сойдя с поезда. Оба окна были открыты, но влетавший в них воздух больше напоминал жар из печи. – Ты подождешь меня снаружи.

– Вот еще. Я пойду с тобой.

Абигайль хмыкнула, а потом засмеялась:

– Дорогой мой, это монастырь. Тебя не пустят внутрь. Сам понимаешь, лиса в курятнике…

– Посмотрим. Я не допущу, чтобы ты оказалась за воротами монастыря, полного призраков. Нужно, чтобы кто-то тебя защитил.

– Ты когда-нибудь встречал на своем пути монахиню, Уоллингфорд?

Герцог задумался.

– Нет, ни одной.

– Тогда ты не знаешь, что самый ужасный деспот ничто по сравнению с аббатисой, защищающей своих послушниц. Будь ты даже императором, это ничего не изменило бы. Монахини тебя не впустят. Кроме того, – добавила Абигайль, поднимаясь с сиденья, – речь идет о трехвековом проклятии.

Уоллингфорд пробормотал под нос какое-то ругательство, а потом спрыгнул на землю, чтобы помочь ей выйти из экипажа.

– Буду ждать тебя на этом самом месте, – сказал он.

– Я недолго. Мне нужно всего лишь поговорить с ней.

– Не понимаю зачем. Какое отношение имеет трехсотлетняя женщина к тебе, к нам или к моему предку? Все это выглядит как чудовищная мистификация. – Уоллингфорд сложил руки на груди и воззрился на Абигайль, желая, чтобы она ему возразила.

Может, не стоило рассказывать ему эту историю? Но разве у нее был выбор? В поезде до Сиены, прежде чем она забылась сном на плече Уоллингфорда, он потребовал объяснить, что такое важное заставило их обоих вылезти из удобной постели и отправиться неизвестно куда. Абигайль не могла сопротивляться, поэтому вкратце пересказала историю замка и проклятия, довлеющего над семьей Монтеверди. При упоминании об английском лорде Уоллингфорд побледнел.

– А теперь ты скажешь мне, что его имя было Коппербридж, – выпалил он.

Абигайль порылась в памяти и вспомнила:

– Точно! Коппербридж!

Герцог с неохотой поведал о том, что владельцем замка является его дед, и это признание поразило Абигайль, точно удар грома.

«Это судьба», – сказала синьора Морини.

Церковный колокол медленно и уверенно отсчитал четверть часа.

Абигайль взглянула в угрюмое лицо Уоллингфорда.

– Подумай о Джакомо и Морини. Подумай о своем деде, владевшем замком.

– Я уверен – всему этому есть какое-то объяснение. Наверняка какой-то трюк этого старого мерзавца герцога Олимпия. Не знаю, зачем ему это нужно? Может, для того, чтобы меня женить?

Абигайль положила ладонь на его руку.

– Не пытайся меня отговорить. Просто позволь посмотреть, действительно ли она здесь. Что дурного может случиться?

– Да все, что угодно, – мрачно пробурчал Уоллингфорд.

– Меня не постригут в монахини, если ты этого боишься. – Она привстала на цыпочки и поцеловала своего герцога в щеку. – Я буду осторожна, обещаю.

– Ну конечно. Ты развеяла мои сомнения.

– Обещаю вернуться через час. Доволен?

– Ну по крайней мере покажись мне, когда окажешься за воротами. – Уоллингфорд собственнически сжал руку Абигайль.

Когда они подошли к крепкой деревянной двери, обитой кованым железом, которая посреди каменной стены выглядела точно вход в средневековую крепость, Уоллингфорд поднял тяжелый дверной молоток и с силой ударил им один раз.

– Благодатное место, – заметил он, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь через решетку.

Изнутри не доносилось ни звука. Уоллингфорд вновь ударил молотком по двери. Три раза.

– Здравствуйте! – крикнул он через дверь. – Buon giorno!