Неприступный герцог

Он был здесь не один. Какие-то люди, закутанные в темные одежды, преклонили колени. Небольшая группа туристов столпилась в самом центре, держа в руках путеводители по историческим местам, и разглядывала потолок, на котором несколько сотен золотых звезд сияло на фоне голубого неба.

Он обошел неф, и звук его шагов гулким эхом пронесся под сводами. Вокруг было изобилие образцов подлинного искусства – на полу и стенах, – и все же взгляд Уоллингфорда неизменно устремлялся на невероятно высокий потолок. Что вдохновило средневековое воображение на создание подобного свода? Простые мужчины, грешники, так же, как и он, сталкивающиеся с соблазнами, обращали свой взор к небу и к своему Создателю. И эта недостижимая высота вселяла в них надежду.

Уоллингфорд миновал черно-белые колонны. Впереди виднелась белая мраморная кафедра, а слева – небольшая молельня, щедро покрытая позолотой. Повинуясь порыву, он вошел внутрь и обнаружил, что она посвящена Джону Баптисту. В глубине виднелась его бронзовая статуя, а посередине располагалась купель. Рядом с алтарем молился монах в одеянии из коричневой шерстяной ткани, подпоясанном простой веревкой.

Не желая его беспокоить, Уоллингфорд сделал шаг назад, но монах поднялся с колен и повернулся к нему, снял с головы капюшон, что, судя по всему, означало приветствие.

– Buon giorno, – осторожно произнес Уоллингфорд, и волосы зашевелились у него на затылке.

– Buon giorno, синьор. Вы пришли помолиться? – Монах указал рукой на алтарь.

Уоллингфорд замахал рукой:

– О нет. Я всего лишь турист. Вы хорошо говорите по-английски, сэр.

– Говорю немного. Присядьте. Красивая молельня, правда?

– Красивая. – Уоллингфорд обошел молельню, рассматривая фрески на ее стенах, средневековую купель и статую в глубине.

– Статую создал Донателло, – пояснил монах.

– Она великолепна. – Уоллингфорд приблизился на несколько шагов, словно хотел рассмотреть статую повнимательнее. Его сердце отчаянно билось в груди.

– Вы приехали в Сиену один, синьор?

– Нет. Со своей… со своей невестой.

– А! Вы собираетесь жениться! Это хорошо, синьор. Жена приносит большую радость. Она дороже самого дорогого рубина.

Уоллингфорд в изумлении обернулся.

– Откуда вы знаете это?

Монах улыбался. Он был весьма красив, хотя волосы были острижены слишком коротко, а уши торчали в стороны.

– На исповедь приходят разные люди, синьор. Так вот те, у кого хорошие добрые жены, грешат меньше. Они счастливы.

– Должно быть, вы слышите на исповеди много необычных признаний.

– Бывает. Но грехи всегда одинаковы. Все мы мужчины, и все мы время от времени испытываем соблазн.

Слова монаха так точно повторяли его собственные мысли, что Уоллингфорд вздрогнул от неожиданности.

– Вы правы, – тихо произнес он.

– Хотите исповедаться, синьор?

– Нет. Я англичанин, и у нас нет такого обычая.

– Жаль. Мне кажется, очень полезно рассказать о своих грехах и получить прощение.

Уоллингфорд рассмеялся:

– Боюсь, я грешил слишком много, поэтому исповедь займет много времени. Так что рискну жить дальше без отпущения грехов.

– А стоит ли, синьор? Вы хороший человек. Хотите жениться, обзавестись семьей. – Монах немного помолчал. – Ваша леди – достойная женщина?

– Она настоящий ангел, – тут же ответил Уоллингфорд. – Довольно озорной ангел, должен признать, но в ней совершенно нет зла или порочности. Она чиста и преданна, как… – У него вдруг перехватило дыхание. – О Боже!

– Что такое, синьор?

Уоллингфорд медленно опустился на скамью.

– Я ее недостоин. Хотя есть ли на земле достойный мужчина?

– Это не так, синьор. Вы хороший человек. Хотя бы потому, что видите в ней добро.

– Она ангел. Она жила в чистом непорочном мире, а я склонил ее к греху. Я спал с ней.

Монах промолчал.

Уоллингфорд облокотился руками о колени и уставился в пол.

– Она была девственницей, а я лишил ее невинности, потому что не смог устоять перед соблазном.

– Это грех, – сказал монах. – Но ведь вы женитесь на ней, правда?

– Женюсь. Я поклялся в этом перед Богом. Но я все равно не должен был ее соблазнять. – Он понизил голос: – Но ведь были и другие, отец, очень много других до нее. Я спал с женщинами с пятнадцати лет, не задумываясь о браке. Соблазнял замужних женщин – домогался их и прелюбодействовал, ведомый лишь собственными желаниями. – Он сжал руки в кулаки и прижал их к глазам. – Я еще могу исправиться, или я хочу слишком многого?

– Сын мой, чтобы измениться, нужно осознать ошибки прошлого и постараться избрать иной путь в будущем. – Голос монаха звучал невероятно мягко и спокойно.

– Я постараюсь. Я буду ей верен и никогда не причиню боли.

– Тогда почему вы испытываете страх, сын мой?

– Потому что раньше я никогда не мог устоять перед соблазном, и не знаю, смогу ли. – Из его измученной души вырвались рыдания. – Как я могу обещать ей верность, когда мои губы целовали стольких женщин? Как могу предложить ей эту руку, которая многих женщин склонила к измене?

– Сын мой, на то нам дана воля – драгоценный дар, посланный нам Всевышним. Каждый человек волен выбирать, грешить ли ему или нет. И совершая грех, он каждый раз делает выбор.