Неприступный герцог

Уоллингфорд чувствовал исходящую от нее энергию. Она торопилась? Возбуждена? Он крепко сжал ее руки.

– Скажите же, когда счастливое событие? – спросила Изабелла.

– Сегодня, – ответила Абигайль.

– Сегодня! – воскликнула Изабелла.

– Сегодня? – спросил Уоллингфорд.

Абигайль улыбнулась любимому.

– Не правда ли, чудесно? Именно поэтому я и пришла за тобой. Сейчас как раз идет подготовка к церемонии. – Девушка взглянула на клонящееся к горизонту солнце. – Боюсь, нам нужно спешить. Луна взойдет с минуты на минуту.

Нога Уоллингфорда соскользнула. Он покачнулся, в отчаянии поставил ногу на нижнюю ступеньку, и ему на мгновение показалось, что его удерживают от падения лишь руки Абигайль.

– Восход луны, – произнес он, придя в себя. – Конечно.

– Восход луны, – эхом отозвалась Изабелла, и ее лицо посерело. – Как романтично.

– У герцога Уоллингфорда такая романтичная душа, – сказала Абигайль. – Цветы, шампанское и все такое прочее… Правда, дорогой?

Уоллингфорд отпустил одну руку любимой и поцеловал другую. Чья-то рука дрожала – его или ее?

– И чем дальше, тем веселее.

Абигайль улыбнулась Изабелле:

– Не правда ли, он милый? Но, боюсь, нам пора. Луна никого не ждет.

– Вы правы, – ответила Изабелла. – Желаю счастья. Приятного дня, синьорина, и вам, ваша светлость. Надеюсь однажды увидеть вас снова, полных любви и с детишками.

Она сжала руку сына, опустила на лицо вуаль и пошла прочь, гордо вздернув подбородок.

Солнце окончательно опустилось за крыши, и темные глаза за решеткой стали почти неразличимы.

– Это синьорина Абигайль. Я вернулась.

Калитка распахнулась.

– От этого мужчины одни проблемы, – проворчала монахиня.

– Я с вами полностью согласна, сестра Джованна, но, боюсь, он все, что у меня есть. – Абигайль вошла внутрь и потянула Уоллингфорда за собой.

Его шаги стали тяжелыми, словно он не хотел двигаться с места. Оставалось лишь надеяться, что это от шока, а вовсе не от того, что восхитительные глаза маркизы Аттаванти заронили в его душу сомнения.

– Пятьдесят лет живу в этом монастыре, и ни разу здесь не было мужчины. Это лишь ради сестры Леоноры, да благословит Господь ее дни. – Сестра Джованна обернулась к Уоллингфорду: – Вы! Закройте глаза!

– Закрыть глаза? – недоверчиво спросил Уоллингфорд.

– Да. А в голове оставьте только святые мысли, синьор. Глаза закрыты, в голове святые мысли. Вы поняли?

– Понял, – смиренно ответил Уоллингфорд и закрыл глаза. – Я сама святость.

Абигайль взяла его за руку.

– Я тебя поведу. Только поторопись.

– Очень сложно идти быстро с закрытыми глазами, – пожаловался Уоллингфорд, но все же последовал за своей любимой по коридорам, практически не спотыкаясь.

Сердце Абигайль отчаянно билось с тех самых пор, как она увидела Уоллингфорда на ступенях собора беседующим с красивой дамой в черном и ее темноволосым сыном.

Два часа назад она вышла из ворот монастыря, одурманенная любовью и надеждами, ожидая, что Уоллингфорд стоит, готовясь раскрыть для нее свои объятия. И вместо этого она увидела только пустой наемный экипаж. Возница известил ее, что синьор куда-то ушел и обещал вернуться через час.

Абигайль долго ждала, беспокоясь все больше, и в конце концов села в экипаж и отправилась на поиски. Она заехала в отель на площади дель Кампо, но его там не видели. Вернулась к монастырю и начала объезжать улицы одну за другой. Может, он заблудился? А может, стал жертвой грабителей, охотящихся за его золотыми запонками и спрятанными в кармане купюрами? Уоллингфорд ранен, Уоллингфорд похищен, Уоллингфорд мертв. Мысли одна страшнее другой лезли в голову. А солнце тем временем опускалось все ниже и ниже, превращаясь в горящий алый шар, возвещавший о начале заката, пока синьорина Монтеверди терпеливо ждала ее возвращения в своем маленьком садике с лимонным деревом.

Наконец Абигайль увидела его на ступеньках собора, внимательно слушающего женщину в черном одеянии, рука которой властно лежала на его руке. От облегчения у Абигайль едва не подкосились ноги, а вот ее душа разрывалась от эмоций – гнева, ревности, беспомощности. Она испытала их все разом, обмениваясь приветствиями с маркизой. Собрав волю в кулак, Абигайль старалась выглядеть спокойной и весело сообщила Уоллингфорду о предстоящем бракосочетании.

Герцог и маркиза были любовниками – она в этом не сомневалась.

Абигайль свернула за угол и увидела впереди дверь в сад, из которой лился затухающий свет дня. Она остановилась так резко, что Уоллингфорд налетел на нее.

– Извини, – сказал он.

– Уоллингфорд, открой глаза.

– Не могу. Эта ужасная монахиня меня стукнет.

Абигайль взяла руки любимого в свои.

– Открой глаза. Посмотри на меня.

Уоллингфорд открыл глаза – черные и непроницаемые в полутемном коридоре.

– Что это? Что происходит?

– Если ты не хочешь этого делать, если у тебя есть какие-то сомнения, только скажи.

Герцог вскинул брови:

– Сомнения, Абигайль? Ты с ума сошла?

– Я видела тебя на ступенях с маркизой. Вы когда-то были любовниками, не отрицай. Это твой сын?

– О Господи! Конечно, нет. Ни малейших сомнений, торжественно клянусь.

– Но вы были любовниками.

Уоллингфорд ответил не сразу: