Непробиваемый

С шумом втянул в себя воздух, призывая к спокойствию, и не менее шумно выдохнул. Что ж, не всё так плохо, по-видимому. Да и инъекция вещь нужная.

– То есть это не Жанна тебя туда привела? – уточнил, когда более-менее вновь начал соображать.

– Она. Но изначально за справкой вообще из другого отделения. На два этажа ниже. Для неё. А потом… Ну, так получилось.

– Ладно, это я понял, – вздохнул, сдаваясь. – Не понял, тебе справку выписали каким боком? Для чего?

– Я же сказала, графа такая в карте пациента, – нахмурилась куколка.

Чем снова взбесила.

– Куколка, ты мне сейчас что, голову задурить пытаешься? – развернул её лицом к себе окончательно. – Графа – это графа, а справка – это справка. И я ещё раз спрашиваю, на кой твоей мачехе справка о том, что ты девственница? – повысил голос, не сдержав эмоций.

– Это что, допрос?

– Называй, как хочешь, – не стал ни отрицать, ни подтверждать её слова. – Но только знай, что хрен ты достанешься кому-то ещё, куколка. Увижу рядом с тобой кого-то левого, этот кто-то отправится на больничную койку в тот же миг. Я такого терпеть не стану.

– Ты поэтому сейчас на меня так злишься, да? Потому что «хрен-я-достанусь-кому-то-левому»? Тебе, млин, не кажется это нелогичным?!

– Нет, я злюсь на то, что ты не называешь мне долбанное имя того, кого там для тебя приготовила твоя дражайшая мачеха! – окончательно психанул, как ни старался быть сдержанным.

– А ты хоть раз нормально об этом спросил до этого, чтоб так беситься?! – дёрнула плечом девушка. – И я, знаешь ли, не собираюсь потом чувствовать вину за последствия!

– А замуж выходить за другого, значит, собираешься, да?! – всё-таки сорвался на крик.

– Да, конечно, собираюсь! Двадцать два года ни хрена не собиралась, а потом сразу резко собралась! Именно поэтому тут с тобой на кухне полуголая стою! Я же на всю голову еб…

Всё. Довела.

И не договорила.

Я ей рот заткнул.

Самым простым способом.

Впился в пухлые губы поцелуем. Прикусил и оттянул нижнюю до боли. Девчонка вскрикнула и ударила меня своими кулачками по спине. Кажется, она пыталась снова что-то сказать, но я не позволил. Обхватил обеими руками её личико и продолжил с упоением наслаждаться фруктовым вкусом горячего рта.

Господи-боже, это что-то нереальное.

Что она со мной делает?

Как можно быть такой стервой и нежной милой девочкой одновременно? Такой идеальной, мать её. Во всём. Словно и нет больше никаких других баб в этом долбанном мире. Только она одна. Как непреложный обет из той книжки про шрамированного мага-очкарика.

Ещё один поцелуй в губы, и на этот раз она не сопротивляется, позволяет творить, что мне хочется. И я творю. Трахаю её рот настолько нагло, беззастенчиво вторгаясь в его глубину, что она ахает и окончательно сдаётся, всем телом подаётся навстречу, трётся об меня так правильно, что достаточно приспустить джинсы и отодвинуть в сторону её трусики, чтобы мой член тут же оказался внутри неё.

Да, девочка моя, вот так.

Толчки её пульса на тонкой шее ударяют прямо в сердце, вынуждая подстраиваться под него, не различить больше, где чей. И я раз за разом всё сильнее втягиваю в себя белоснежную кожу, оставляя десятки отметин на ней.

Ну и чёрт с ними.

Пусть все знают, что она занята.

Только моя.

Руки скользят на тонкую талию, притягивая к себе вплотную.

Чувствуй, маленькая, что ты делаешь со мной.

Ты ведь чувствуешь?

Не можешь не ощущать этот каменный стояк.

Конечно, да.

Женский стон, как подтверждение, проносится по разуму испепеляющей всё на своём пути огненной волной, отзываясь в паху болезненным импульсом.

Всё во мне рвётся ей навстречу. Не только член и сердце, что стучит всё сильнее в грудной клетке. Но и та часть, которой я пока не могу дать название. Что-то по-настоящему важное. Что и является катализатором той самой непреодолимой тяги к ней. До очередных хриплых стонов. Её. Моих. Наших. Сорванного дыхания. И оглушающего набата в висках.

– Скажи мне… – шепчут губы сами по себе, пока я сильнее вжимаюсь меж её бёдер, обхвативших мою талию, когда я усадил её прямо на обеденный стол. – Скажи…

О чём прошу, и сам не понимаю. Просто очень нужно слышать её голос.

– Да…

Стон-шёпот пробирает до дрожи. Снося остатки выдержки. Но вопреки испытываемому, губы нежно скользят по её щеке, ласково касаются маленького ушка. Зубы чуть прикусывают мочку. Новый стон-всхлип и она снова подаётся навстречу. Выгибается, позволяя видеть острые вершинки груди. Прикусываю их по-очереди прямо через ткань, пока руки сильнее мнут мягкие ягодицы.

Да и вся она словно самый нежный десерт. Нельзя не попробовать на вкус. Её нежность. Страсть. Ещё глубже. Острее. Так охрененно глубоко и остро, чтобы затеряться в этом ощущении. В том чувстве, когда уже не я, а она целует меня столь алчно, словно пьёт большими глотками. И я – уже не я, а тот, кто с радостью падёт перед ней на колени, лишь бы она не останавливалась.

Ближе. Ещё ближе. Нужно. Так нужно. Притормозить нужно. Иначе…