Непробиваемый

Оказывается, я и правда был голоден. Зверски. Вот и борщ закончился уже через минуту, наверное. Но я не сдался. Продолжил уничтожать уже мясо в прихлёбку с чаем. О манерах и вовсе позабыл. Не на публике, в конце концов.

А Василиса снова молчала. Но и на меня смотреть не перестала. Чем начала реально раздражать.

Что ты там ищешь, Василиса? Нет там ничего больше. Во мне. Всё. Кончилось. Сдохло. Или ты любуешься именно этим? Моей пустотой? Любуешься деянием рук своих? Ну, любуйся. Похер мне.

– То есть так и будешь теперь молчать? Меня, кстати, твоим личным телохранителем приставили в отсутствии Игната. Ты рада? – уставился на неё в ожидании реакции.

Зелёный взор распахнулся шире. В явном удивлении. Смешанном с ужасом. И опять от неё лишь тишина. На этот раз недолгая.

– Я не знала, что вы братья. Вы совсем не похожи.

То есть в остальном её всё устраивает?

– Ну, почему же совсем? – деланно удивился. – Улыбки у нас одинаковые. Нам это все с детства говорят. Да и разве есть разница? Это не отменяет твоего двуличия. Знаешь, – отложил столовые приборы в стороны и подался вперёд, – меня одно только интересует: почему я? Ведь как я понял, вы с Игнатом уже несколько месяцев вместе. И у вас типа любовь. Могла бы перед ним так же ноги раздвинуть. Уверен, мой брат смог бы не хуже первый раз тебе устроить. Даже лучше. У него с детства склонность к театральщине. Хотя, знаешь, не отвечай. Не желаю знать, что тобой движет. Шлюха, она и в Африке шлюха, – поднялся, намереваясь уйти.

Есть больше не хотелось.

– Это ты сейчас по себе меряешь, да? – прозвучало в ответ едва слышное, вынудив задержаться у стола. – Степень того, кто и какой по жизни шлюха? С такой уверенностью говоришь.

– По твоим поступкам, куколка, – бросил ей ответно, склонился ниже, чтобы уж точно никто не услышал. – Ты себя уже показала. То-то мне странным казалось, что ты, будучи девственницей, такая откровенная и доступная. Сколько там сейчас стоит зашить себя? – задался новым вопросом, вспомнив ею посещение гинеколога.

И совсем не удивился последующему циничному:

– Недорого. Дёшево, я бы даже сказала.

– Ну, я так и подумал. Для Игната, полагаю, тоже успела?

Теперь уж точно пора валить, пока окончательно не психанул.

Не так уж далеко и ушёл, но всё равно не ожидал, что окажется около меня в считанную секунду. В глазах – чистая ярость. Ладошки сжала в кулаки. Почти на лбу написано, сколь велико её желание ударить за озвученное.

– Это ты у него спроси, если так интересно! – выплюнула мне в лицо.

Потом и вовсе толкнула. Сама первой свалив из кухни. Чуть ли не бегом.

И вот кто мне скажет, нахера я за ней следом бросился?

Перехватил в коридоре, где, помнится, находилась слепая зона. За шею прижал к стене.

– Осторожней в высказываниях, Василиса, – предупредил её. – Моё терпение не безгранично. А ты и так исчерпала его лимит на годы вперёд. Думай о последствиях, прежде чем начинать со мной войну.

Вот теперь отпустил. Но не ушёл. Внимание привлекли едва заметные пятна на её шее, похожие на засосы. Впрочем, почему «похожие»? Уверен, братец времени даром не терял. В общем, что и следовало доказать. Всё-таки шлюха.

– Сам думай, – выплюнула она ответно. – И за языком следи. Нормально разговаривай. А ещё лучше – вообще не разговаривай. Со мной.

Рука сама собой взметнулась вверх для удара. Конечно, я ничего такого не сделал. Лишь в кулак сжал и приставил его к стене у её головы. А она… сжалась вся в инстинктивном страхе, будто и правда решила, что я могу это сделать. И зажмурилась.

И ведь зарекался не вестись на неё снова. Ни на что. Но нет. Как последний слабак, вмиг позабыл обо всех установках, стоило только понять, что куколке причинили вред. В груди новое пекло разразилось. В голове полный штиль и апокалипсис одновременно. Я готов был пойти и уничтожить того, кто ей так или иначе причастен к сотворённому. Несмотря на всё сотворённое ей самой. Это сильнее меня. Именно потому, что у меня самого рука на неё не поднималась, а кто-то так легко и просто взял и… Точно убью!

– Кто тебя бил, Василиса?

Уж слишком однозначная реакция на замах. Те, кто не испытывали насилия, реагируют совершенно иначе. Вот и не удержался от вопроса.

– Это Жанна?

Ну а кто ещё?

Я вот нисколько не удивлюсь.

Девчонка же на мой вопрос горько усмехнулась.

– Тебе-то что? Какое дело? – бросила воинственно. – Я же сука и шлюха. Может, заслужила? К тому же, как видишь, – махнула рукой непоределённо, – я теперь под круглосуточным надзором. Всюду камеры, охрана. Даже за пределы усадьбы нельзя выйти. С друзьями видеться тоже нельзя, – принялась перечислять ядовито.

Да так и оборвала себя. Замолчала, поджав губы.