Непрочитанные письма

Дни по возвращении из родительского дома были заполнены делами по службе, совещаниями и заседаниями, авторскими рукописями и журнальной версткой; Сергей и Марина вступали в очередную сессию, читали, зубрили, химичили, строили (планы), ломали (планы), из Нового Уренгоя им прислали газету с напечатанным уже без них очерком «Обитаемый остров»; Сергей сокрушался по поводу сокращений, Марина вспоминала какой-то абзац, который был ей особенно дорог, а его тоже не пощадили; милые вы мои, сколько еще ваших слов, абзацев и целых страниц улетят в редакционную корзину — и по жестоким законам газетного макета, и еще по многим другим причинам, к большинству из которых никогда не надо вам привыкать; я послал Макарцеву письмо, не получил ответа, отправил ему телеграмму, улетел в Свердловск, а оттуда — медленным поездом в Нягань.

«Пространства не было.

Только разрозненные, разъединенные пятна света вздрагивали в стылом мраке, но сочетания их были причудливы, странны, они не давали воображению ключа к закодированному видению, а звуки, доносившиеся то ли из-под земли, то ли, наоборот, с неслыханных, небывалых высот, завораживая, приобщали к неведомому обряду посвящения в тайную жизнь земных недр...»

Я написал так давно, когда увидел буровую ночью впервые, и неуловимость облика ее и звукового ряда отнес к романтическим подробностям неизвестного мне ремесла.

Сейчас все обстояло проще и прозаичнее.

Я знал, что приехал на 104-й куст, догадывался, что пятна света не разрозненны, а соединены, и одни из них означают жилые балки, другие — столовую, иные — котельную, а вон те, самые дальние, взметнувшиеся повыше всех, помогут, если приглядеться внимательно, установить абрис буровой вышки; что звуки, казавшиеся загадочными, просто немного искажены морозом, однако читаются легко, куда легче, чем слова на «заплакавшем» окне: пыхтение автоматического ключа, скрип лебедки, звон свечи, поставленной на подсвечник — на буровой шел подъем инструмента.

Единственный предмет в округе и впрямь казался здесь чужеродным и странным. Это был чистенький, аккуратный автобус, щедро включивший освещение всего салона и по этой причине напоминавший манящую под вечер «стекляшку» где-нибудь на Чистых прудах.

Но и у этой странности было вполне доступное объяснение: на 104-й куст приехало все руководство управления буровых работ, чтобы провести бригадное собрание, а поскольку подходящего по размерам помещения на буровой не нашлось, порешили считать залом заседания салон автобуса.

Разговор поначалу шел вяло — про то, что срок носки валенок завышен, а галош к ним не выдают и вовсе, что шахмат нет и телевизор не работает, что газеты приходят поздно, а в столовой наладились готовить из кур все, разве что кроме компота. Путилов, новый начальник УБР, неправдоподобно молодой для этой должности человек (тридцать один год всего), поглядывал на всех изучающе; его зам Плетеницкий монументально застыл в кресле, по обыкновению подняв воротник кожаного пальто; Иголкин стоял в проходе, пробуя на прочность стойку, словно собираясь выдернуть ее из гнезда; Макарцев перелистывал пухлый ежедневник.

Потом Демин, сменный буровой мастер, хрупкий молоденький паренек, сказал:

— Отчего вы на нашу бригаду с этими опорно-технологическими скважинами навалились? Бурили, как все, уж не хуже других, а теперь из аварий не вылезаем. К чему эксперименты на людях? Надо изучать опыт проводки лучших скважин, а не дурацкими экспериментами заниматься!

Макарцев отложил ежедневник, с нескрываемым интересом поглядел на Демина, словно видел его впервые. Хотя, разумеется, не впервые. Помнится, мы и весной к Демину заезжали, когда собрались с Макарцевым в Нягань «на воскресный вечерок». Тот же 104-й куст был тогда, только при свете неутихающего дня выглядел он иначе, чем полярной ночью... Наверное, Макарцев сейчас и ответит Демину. Как бывший технолог. Отличный, говорили все на Самотлоре, технолог. И как начальник ЦИТС в Нягани. «Главная моя, как начальника ЦИТС, задача — дать технологическое обеспечение всех процессов бурения...» Так говорил ты весной, Сергеич. Помнишь?..

Иголкин с сожалением выпустил из рук хромированную стойку — не удалось ее раскачать, сказал Демину:

— Что же ты, Юрий Владимирович, на опорно-технологические скважины нападаешь? Площадь у нас — уникальная. Работать трудно — многое впервые. Слоистые аргиллиты. Большие глубины. Как же к этому подступиться грамотно без опорно-технологических скважин? На любое долото, на любой химреагент составляется программа испытаний. Испытания позволяют установить оптимальные режимы их применения. Неужели не ясно? А? Конечно, случается так, что и мы, руководители, вас подводим. К отбору керна, к примеру, мы оказались не готовы, вы потеряли две недели. Между прочим, мы их вам сактировали. Но последнее осложнение?! А? Кто ствол потерял? Кто турбобуром в чужую скважину влез? Молчишь, Юрий Владимирович. Ладно, молчи. Мы не виноватых искать сюда приехали, а чтоб вместе подумать, решить, как вам нормально работать... -