— Наверное, это не только от них зависит. От вас тоже. Вот ты, Николаич, говорил на собрании, что к отбору керна управление готово не было, две недели бригаде пришлось сактировать. Единичный случай, что ли? Да я все эти дни по рации только и слышу, как бурмастер с другого куста, где тоже опорно-технологическая, взывает: дайте мне то! дайте это! дайте все, что под такую скважину положено! — а база в ответ: что ты там хорохоришься? тебе сказано бури — значит, бури! А у него поначалу даже турбобура не было. Чем ему бурить? Ломом? И какой при этом в бригаде настрой, не мне вам рассказывать... Тут, как говорилось в одной замечательной повести, даже детское сердце устанет.
— Разные они все, — сказал Иголкин. — Иные с этой неразберихи даже навар снимают. Другие — замыкаются в себе. Но есть и такие, которым неймется. По-хорошему, понимаешь? Ты на этого парня, на Махмуда, внимание обрати. Махмуд Абдуллин. Работал бурильщиком в бригаде освоения. Сейчас — мастер. А несколько месяцев назад мы с Макарцевым чуть не выгнали его по тридцать третьей статье! Помнишь, Сергеич?
— Угу.
— Мыслимое ли дело, мужик неделю на работу не выходит, хотя жив-здоров, ноги-руки на месте. Уже и приказ был готов, однако решили мы с Сергеичем поглядеть на это чудо природы. Ты че, говорит ему Макарцев, совсем уже, да? А он: я, говорит, в знак протеста. Чего-о-о? Это уже я спрашиваю. Страшно удивился: надо же, в знак протеста! А против чего ты протестуешь? — говорю. Против методов руководства, отвечает. И расшифровку дает: не согласен я с тем, говорит, что у мастера есть, любимчики и вообще... Короче, заинтересовал он меня. Позиция у парня, понимаешь? Я ему и говорю: вот что, протестант хренов, а бригаду дельных парней ты собрать сможешь? Смогу, говорит. Ладно, говорю, иди на пару недель в бригаду Баширова, это хороший мастер, постажируйся у него. Если приличный отзыв о тебе даст — вали на Большую землю, собирай команду! Так и вышло. И, скажу тебе, сносно работает бригада, аккуратно. И живут они видишь как, подобающе...
Иголкин потянулся к образцово-показательному стенду, раскрыл один из вахтовых журналов — и присвистнул:
— А это уже хуже...
— Вот чай, — сказал Махмуд, входя в балок с дымящимся чайником. — Вот конфеты. Пейте на здоровье, пожалуйста.
— Да погоди ты со своими конфетами! загремел Иголкин. — Ты мне лучше окажи: как у тебя в бригаде налажен инструктаж по технике безопасности? Нe знаешь? А? Ты думаешь, это так, формальность? Думаешь, правила техники безопасности — это буквы? А? Не-ет, это не буквы, это кровь, кровь буровиков! Ты понял, Махмуд? А ну-ка скажи мне...
И пошло, и поехало.
Макарцев сидел нахохлившись, позабыв про кружку с чаем, зажатую в руке. Я тихо спросил у него:
— Что ты так окис, Сергеич?
— Да устал, наверное. Все ж таки столько дней больше трех-четырех часов в сутки не спал...
— Я не про сейчас, Сергеич. Я вообще.
— Вообще? Какое может быть «вообще», Яклич? Тут только на «что-нибудь» времени хватает. И то не всегда...
— Не узнаю я тебя, Витя.
— А я?
— То ты с мелочовкой забавляешься самозабвенно, то вдруг в общаге пусконаладчиков на этих бедолаг собак спускаешь, увидев, что они штангой занялись...
— Нечего приличное жилье в конюшню превращать.
— Да о чем ты, Сергеич! Что у них есть тут, у этих мужиков? Привезли их на пятнадцать дней, из вертолета выбросили — и все: вкалывай по двенадцать часов в сутки, а остальное время на матрасе валяйся. У них даже белья нет ни у кого. На буровой у Демина проблема — телевизор плохо работает. А эти даже газет не видят. Вот и сляпали штангу-самоделку, кто кого — хоть какое-то занятие...
— Если б они на работе выкладывались, им бы и в голову не пришло штангу качать! Они же на вахте за вентили держатся, на задвижки опираются, дрыхнут стоя. А потом им силу девать некуда.
— И ты туда же, Сергеич...
— Ладно, — сказал Макарцев. — Может, не тяну я на начальника ЦИТС. Ладно...
Нет, не мне он это говорил. То было продолжение какого-то мучительного разговора, и я даже догадывался, с кем продолжал он спорить или объясняться. Почему-то все самые яркие доказательства, остроумные реплики приходят к нам после, потом, когда ничего уже нельзя поправить... Хотя нет, незаметно было, чтобы Виктор особенно старался прошедший тот спор переиграть.
— Недавно два моих начальника РИТС подали заявление об уходе, — сказал Макарцев. — В один день! Причина: редко видятся с семьями. Вот так. Ладно. Раз я не тяну на начальника ЦИТС, буду начальником РИТС. Надеюсь, что справлюсь.
— Брось, Сергеич! Не верю, что ты всерьез про это. Настроение у тебя скверное, понимаю. Но сейчас, видимо, иная погода наступит. Помнишь, какие планы у тебя были, когда ты сюда приехал? Весной мы много об этом толковали...