Непрошеная повесть

Край Наруми в цвету!
Небо вешнее скрывшие вишни…
Но пора их пройдет —
и предстанут в зелени вечной
криптомерий прибрежных кроны.

Дощечку с этими стихами я привязала к зеленой ветке криптомерии.

Я решила остаться здесь на молитву и провела семь дней в храме Ацута, затем снова пустилась в путь, уходя все дальше и дальше вдоль песчаной отмели Наруми. Оглянувшись, я увидела окрашенную в алый цвет величественную ограду храма, смутно видневшуюся сквозь весеннюю дымку, и не смогла сдержать слезы тоски о прошлом.

Бог пресветлый Ацута,
яви милосердье свое,
снизойди же к молитвам
бедной грешницы, что по свету
ныне в черной рясе влачится!..

В конце третьей луны я пришла в Эносиму. Никакими словами не описать красоту здешних мест! На одиноком островке посреди безбрежного моря было много пещер, я остановилась в одной из них. Здесь подвижничал монах, преклонный годами, похожий на отшельника-ямабуси⁴, много лет истязавший плоть ревностным послушанием. Жил он в хижине, сплетенной из бамбука, оградой служили туманы, все было просто, грубо, но в то же время изысканно и прекрасно. Отшельник оказал мне гостеприимство, угостил разными моллюсками. В свою очередь, я достала веер из заплечного ящичка, с каким ходят все богомольцы, – ящичек несла моя спутница⁵ – и подала ему со словами:

– Это вам привет из столицы!

– Ветерок давно уже не доносит в мое жилище весточки из столицы, – сказал он. – Но сегодня мне кажется, будто я повстречал старинного друга!

В самом деле, я тоже испытывала сходное чувство. Больше ни о чем мы не говорили.

Сгустилась ночь, все отошли ко сну, я тоже легла, подстелив дорожную одежду, но не могла уснуть. «Далеко зашли, как подумаешь!..»⁶ Тайные слезы увлажнили рукав, я вышла из грота, огляделась – кругом клубились туманы. А когда ночные тучи рассеялись, взошла луна, поднялась высоко, озарив ясные, чистые небеса, и я почувствовала, что поистине очутилась далеко-далеко, за тысячи ри⁷ от дома. Позади, где-то в горах, раздавался тоскливый крик обезьян, и столько грусти было в их голосах, что я с новой силой ощутила неизбывное горе. За тысячу ри осталась столица, я пришла в эту даль в надежде, что странствие поможет избавиться от душевных страданий, исцелит тоску, одиночество, но – увы – горечь нашего мира настигла меня и здесь…

Пусть жилище мое
из щербатых досок криптомерий,
на сосновых столбах
и с бамбуковой шторой у входа —
но вдали от соблазнов мира!

Наутро я вступила в Камакуру. В храме Высшей Радости – Гокуракудзи священнослужители ничем не отличались от своих собратьев в столице, это было приятно, рождало чувство близости, я наблюдала за ними некоторое время, а потом поднялась на перевал Кэхайдзака. Оттуда открылся вид на Камакуру. В отличие от столицы, когда смотришь на нее с Восточной горы – Хигасиямы, улицы здесь уступами лепятся по склону горы, жилища стоят тесно, как будто кто-то битком набил их в каменный мешок, со всех сторон людей окружают горы. «Что за унылое место!» – подумала я, и чем больше смотрела, тем меньше хотелось мне на время остаться здесь, отдохнуть на покое после утомительного пути.

Дойдя до побережья, именуемого Юйнохама, я увидала тории⁸ – большие храмовые ворота, вдали виднелся храм Хатимана. Известно, что бог Хатиман поклялся взять род Минамото под особое покровительство. «Судьба привела меня родиться в этом семействе, за какие же, хотелось бы знать, грехи, свершенные в былых воплощениях, ныне впала я в такое убожество, скитаюсь, как последняя нищенка?» – теснились мысли в моей голове. Когда в столице я молилась в храме Ива-Симидзу, просила благополучия отцу в потустороннем мире, оракул возвестил мне: «Если хочешь покоя и счастья отцу в загробной жизни, твоя просьба будет исполнена в обмен на счастье в нынешнем земном существовании!» О нет, я не гневаюсь на священную волю бога! Я написала и оставила в храме клятву, что не буду роптать, даже если придется стать нищенкой, протягивать руку за милостыней. Говорят, что Комати из рода Оно⁹, не уступавшая красотой принцессе Сотори¹⁰, на закате дней прикрывала тело рогожей, скиталась как нищая, с корзинкой для подаяний. «И все же, – думалось мне, – она горевала меньше, чем я!»

Прежде всего я пошла на поклон в храм Хатимана, что на Журавлином холме – Цуругаока. Храм сей даже прекрасней, чем обитель Хатимана в столице на Горе мужей – Отокояме, оттуда открывается широкий вид на море. Да, можно сказать, там есть на что посмотреть! Князья-даймё¹¹ входили и выходили из храма в разноцветных воинских кафтанах, белой одежды ни на ком не было. Куда ни глянь, взору представлялось непривычное зрелище.