Непрошеный Дар (СИ)

Впервые за долгое время, Мири видела Гюли такой радостной. Когда они жили в таборе, казалось, на лице Гюли намертво прикипела маска скорби. А тут, рассказывая о своём удачном походе в деревню Гюли говорила без умолку. Мири с грустью вспомнила приёмную мать, обычно она, разговаривая с Мири и девочками, щебетала как утренняя пташка. Мири не узнавала замкнутую немногословную Гюли, и с улыбкой на губах слушала трескучий голос старухи.

— А про тебя, — продолжала стрекотать Гюли, — как ты и сказала, я историю придумала. Ох, слышала бы ты меня, — Гюли явно была горда своей сообразительностью, — про нас я сказала, что мы одни выжили из табора после чумы. А ты моя внучка. Ох и красавица ты была, а после чумы, стала страшилищем лесным, так тебе бедной, болячка лицо и тело изъела. Миро дэвэл!* — С эмоциями делилась Гюли, — какую историю я придумала! Рассказала, как наш большой табор по случайности заехал в охваченный чумой город. Как начали наши корчиться и мёрли буквально на ходу. А я, — Гюли то ли закашлялась, то ли захихикала, — схватила тебя, то есть мою внучку, посадила на повозку и повезла искать лекаря. Сначала лекарь на тебя даже смотреть не хотел, а потом, видя мои рыдания, сжалился: взял тебя в свой дом, отпаивал какими-то микстурами и прижигал болячки. Ты осталась живая, но обезображенная шрамами.

— А почему ты не заразились, тебя спрашивали? — Спросила Мири с удивлением.

— А, — Гюли легонько хлопнув себя по непокрытому платком лбу, — я сказала, что не ходила с вами в чумной город, хворала. А потом, когда одна одинёшенька выжила, Господь видно сжалился надо мной, старухой, оставив в живых, чтобы помочь тебе, горемычной! И теперь ты, бедняжка, вынуждена прятаться от людских глаз под покрывалом, чтобы детишек малых не пугать. И, конечно, рассказала, что знахарка ты знатная. Вот вылечишь сына старосты, вся деревня будет у тебя снадобья покупать. А деревня большая, поля широкие, скотины много…

— А что с сыном старосты, — перебила Мири, возвращая старуху к важному разговору, — ты видела его? Или что говорят?

— В деревне говорят, что мальчишка вроде бы бегает с другой детворой как ни в чём не бывало и вдруг, как скрючится от боли, падёт на землю и давай завывать от боли. Полежит немного, воды попьёт и вроде полегче становится. Пока опять не скрутит. Самого болезного не видела, но в деревне кумушки об этом судачат.

— Хорошо, — согласилась Мири, — я что-нибудь придумаю.

— Знаешь, что за хворь на него напала?

— Пока нет, — Мири посмотрела куда-то в сторону, — но, обещаю, что-нибудь придумаю. Лес мне поможет.

Мири задумалась и Гюли тоже притихла.

— Мами, а ты в деревне что сказала, когда вернёшься со снадобьями?

— Ой, — всплеснула руками старуха, — про главное и не сказала. Договорились, что я буду приходить каждый третий день.

— В следующий раз я с тобой пойду, — хитро подмигнула старухе Мири, — пусть и меня увидят, замотанную в тряпки с головы до ног.

С рассветом Мири ушла в лес, искать снадобья от болезни сына старосты. Вдохнув полной грудью пряный лесной воздух, Мири мысленно попросила помощи у леса. И пошла среди деревьев.

"О, вот, эта травинка с острыми листиками нужна, — Мири сорвала пучок травы. — И вон тот, выглядывающий из-за пня жёлтенький цветочек тоже сам льнёт к рукам. Ах, и чёрные ягоды тоже".

Таких ягод Мири не видела, но чувствовала как они просятся в руки и как бы шепчут на ухо: "нас надо немного подсушить и отварить, и мы поможем, обязательно поможем"…

После полудня Мири с полной сумкой трав пришла к их избушке. Разложила на солнышке траву, которую надо было подсушить, что-то подвесила на маленьком чердаке, а что-то сразу замотала во влажные тряпицы.

На следующий день, Мири готовила снадобье, что-то варила, что-то высушивала в порошок. Гюли наблюдала за Мири потягивая свою тонкую длинную трубку. Обе молчали. Гюли знала, что если Мири занята, то будет молчать, пока не закончит.

На рассвете третьего дня, как Гюли и обещала жителем деревни, женщины собрались в путь. Мири перелила приготовленное снадобье в кувшин из-под молока. Захватили с собой и ночную добычу на обмен.

Приближаясь к деревне Мири, достав из сумки заранее приготовленное тряпье, обмотала лицо и руки. В таком виде Мири и подошла к крайнему деревенскому дому, плетясь за Гюли. Возле дома, старуха Гюли призывно свистнула. На свист из окна добротного деревянного дома, высунулась любопытная голова. Увидев яркие юбки и красный платок Гюли, женщина вышла к ним.

— Пришли мы, — ответила за всех Гюли, — и снадобье принесли, как обещались. А это, — показав на закутанную Мири, сказала Гюли, — внучка моя, чумой переболевшая. Я о ней говорила.

Мири лишь кивнула.

— Немая, что ли? — С любопытством спросила женщина, пытаясь разглядеть хоть кусочек живой кожи, чтобы своими глазами увидеть, как выглядят обезображенные чумой люди, которым чудом удалось выжить.