Уже позже, намного позже, когда уставшие и оголодавшие беженцы — все, кто остался из табора, расположились от бессилия на привале в лесу, встретились с другими беглецами из соседнего селения. Там, под покровом ночи, спрятавшись от людских глаз, выжившие из двух общин поняли, что же с ними произошло. А случилось следующее: соседнему феодалу приглянулись земли, на которых по какой-то роковой случайности решил обустроиться табор Бахтало. Падкий на чужое добро сосед, не придумал ничего лучше, чем устроить крестьянский бунт и под “шумок” захватить себе богатые пахотные земли.
Потягивая из фляг крепкую наливку и покуривая, мужчины сошлись на том, что давненько не было в их краях распрей за землю между феодалами-соседями. Раздобрели цыгане от осёдлой жизни: имуществом обзавелись, построили кузню, целый табун развели на производство… И настолько увлеклись своей тихой спокойной жизнью, что не обратили внимания на скопившуюся вокруг них зависть и ненависть.
Да и кто сейчас скажет наверняка, что стало причиной ненависти? Возможно кто-то услышал проповедь юродивого-кликуши, кричавшего постукивая о камни своей палкой с бубенцами, что болезнь страшная пришла в их края и выкосила много деревень и городов. И мёртвые на улицах падают, не дойдя до крыльца дома, что люди сами себе могилу копают и в нее укладываются, потому что выкопать ее будет некому. И что виной всему “люди темные, судьбу ведающие”. Ведь это они — черноглазые, колодцы отравили и болезнь на многие дни пути вокруг наслали! И если не выгнать их, то и здесь начнется “мор страшный, чёрный”.
К такому выводу и пришли мужчины: засланные соседом-феодалом люди разнесли страшные новости по всем питейным заведениям, клич кинули, а там уже и простые крестьяне схватились за оружие и пошли гнать тех, кому завидовали. Обсудили они свою нелегкую судьбу и решили объединиться, признав Бахтало своим баро…
Бахтало устало смахнул пот с морщинистого лба. С той встречи в лесу прошло почти восемь лун. Восемь долгих лун, с тех пор как они сбежали из ставшего ненавистным местечка на берегу Савы, утонувшего в волнах междоусобной распри. Позади осталась в луже крови его красавица-жена Зора, где-то там далеко остались и другие соплеменники: утопленные в реке, повешенные, до смерти забитые камнями… Хорошо, что дочь — милая сердцу Каце, осталась жива, осталась с ним.
О, боги, как она похожа на свою мать в её возрасте! Но, хватит об этом, надо продолжать путь.
Вчера им повезло: они попали на базар и сумели заработать немного денег. Конечно, в лучшие времена денег было бы намного больше, но он не мог винить женщин за то, что в их танцах нет былого огня, а песни больше напоминают похоронные… Что говорить о слабых женщинах, если оставшиеся в живых мужчины в основном безбородые юнцы и старики, такие как он сам, которым-то и подковы лошадям сменить трудно, не говоря уже про сложную ковку…
Всего несколько лет назад Бахтало встретил свою сороковую осень, но его голова уже была полностью седа, да и глаз стал не так зорок… А ведь ещё не так давно, он подтянутый, молодой и полный сил, любовался, потягивая трубку, как улыбается ему своей зажигательной белозубой улыбкой Зора, танцующая под звук бубна, слышал смех Каце и далекую песню… или это был плач? Плач?
***
— Ты слышишь, баро? — Прервал воспоминания, подъехавший на вороном коне Ило, — Что это?
Принявший на себя роль вожака Бахтало, жестом приказал остановиться. Когда смолкли скрипы колес и конский топот, плач стал более отчётливым. Боясь нарушить тишину, он указал пальцем на Ило и еще одного молодого парня, кажется Годявира, и махнул рукой в сторону раздающихся звуков. Из-за пологов кибиток выглянули удивлённые женские лица. Бахтало сделал им знак молчать.
Парни спешились и, раздвигая налитые зерном колосья, разошлись по полю. Через некоторое время раздался клич:
— Эгей, сюда!
— Пойди посмотри, Каце, что там, возьми с собой ещё кого-нибудь из женщин, может нужна помощь.
Девушка выбрала в качестве помощницы знахарку Гюли. Вместе с Гюли, Каце пошла на зов мужчин. Некоторое время спустя в таборе услышали отдалённые женские вскрики. Все напряглись, ожидая худшего. Мужчины, покрепче сжали свои ножи.
Ещё некоторое время спустя, ушедшие вернулись в табор. На руках Каце держала белокурую девочку лет трёх, может чуть старше, может младше. По внешнему виду и зарёванным глазам, определить точный возраст было невозможно. Каце безуспешно пыталась успокоить девочку, но малышка плакала навзрыд. В глазах людей читалось удивление, недоумение и любопытство… Все окружили найдёныша и хотели узнать, что увидели Годявир и Гюли, но… слов практически не было слышно из-за плача белокурой девочки.
— Каце, умой её, и дай пить, — несколько резковато и строго, сказал подошедший Бахтало.
Каце ушла к девочкой на руках к своей кибитке.
Первым начал говорить Годявир:
— Я пошел на плач и увидел в поле мёртвую женщину, а возле женщины сидела и плакала девочка…