Непростые истории о самом главном

Там на лицо падали солнечные лучи, в носу от них щекотало, и он сильнее жмурился, закрываясь ладонями. Порывы ветра на секунду охлаждали кожу, но всё же жара ужасно давила. В кронах деревьев звенели голоса птиц. Его укачивали на руках, словно маленького ребёнка. Щекой он ощущал прикосновение грубого льняного халата, а ещё нестерпимо пахло горячими сладкими яблоками — лёгкая кислинка таяла на языке.

Иногда ему удавалось понять, что это сон, сосредоточиться и ухватить взглядом сквозь слепящий свет седую прядь или пёстрый цветочный узор…

Но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось деталей.

Одно он знал точно: это бабушка. Та бабушка, которая не смогла удержать его в семье, и которую он всё равно очень любил.

* * *

День всегда подчинялся расписанию. Для ребёнка, который навсегда остался в прошлом, это особенно важно. Ведь как иначе удержаться в мире, который постоянно меняется? Крутится, как мячик, и скачет вперёд, не замечая никаких препятствий. Он не мог его ухватить; оказалось, что, если остановиться самому, на мир это подействует не сильнее, чем ласкающая берег морская пена, которая растает к утру.

Проснуться. Оставить сны в сторонке, раскинуть руки и ноги, потягиваясь, стремясь почувствовать всё тело сразу. Нянечка улыбалась в приятном полумраке и ласково тормошила каждого, ровно по очереди. С лязгом железных колец по карнизу раздвигались шторы, подчиняясь её уверенным движениям, а он лежал и пытался почувствовать запах нового дня — да, подсолнухи и соль.

Умыться. Стоя на маленьком стульчике, как остальные, завороженно наблюдать за водяной воронкой, стремительно уносящейся вниз, с увлечением хлопать ладонью по поверхности и смеяться от получающейся тысячи брызг. Нянечка помогала чистить зубы и расчесывала, вдевала пуговицы в петли… Упрямая ладонь не могла уверенно сжиматься иловко двигатьмелкие вещи, избавиться же от них никак нельзя — это ещё больше всё запутает.

Сделать зарядку. Вправо-влево, раз-два, прыжок, раз-два, раз-два. Ему нравилось прыгать, а ещё, пожалуй, ходить по мокрым дорожкам и камешкам. Он немного помнил, что это также приятно, как ходить босиком по траве после дождя.

Позавтракать. С удовольствием съесть кашу и кусочек — или два — батона с маслом. Обязательно перевернуть стакан с противным молоком. Белые ручейки моментально разбегались в разные стороны, а пенка оставалась на столе кляксой-медузой; они видели такую в фильме — ужасно странное существо.

Он не мог сказать, что его мир стал хуже, когда его отдали. И всё же скучал. Раз за разом рисовал дом и толстыми разноцветными карандашами выводил слово «мама»: он её не помнил, но раскрашивал и пытался представить.

* * *

Играть с другими детьми он не любил, хотя они были похожи на него, конечно.

На первый взгляд, ребята выглядели совсем разными, — кто малышами, кто взрослыми, — но год за годом оставались в одном отрезке времени. Это не обязательно был счастливыймиг или печальный, не обязательно значимый или торжественный. Но когда он случался… они протягивали руку, и время замирало. Когда он протянул свою?

Сложно распознать, с кем можно попытаться услышать друг друга через это застывшее время. Да и зачем? Что они могли спросить или сказать? Чего они о себе не знали? Только нянечка как-то понимала всех и сразу, и с ней он любил играть.

В окне друг на друга наползали тучи. Переваливались с боку на бок, как пухлые свинки, и медленно брели вдаль.

Трёхцветный мячик-попрыгунчик отскакивал от стены и попадал ровно в коробку. Он подходил, доставал его и кидал снова. И тот опять попадал ровно в коробку. Невероятно!

На очередном броске что-то пошло не так: он пошатнулся и испуганно вздрогнул, а в коробку врезалась чья-то машинка… мячик, как положено, отскочил от стены и бодро попрыгал из комнаты: через порог и куда-то к лестнице.

Это была катастрофа! Он моментально, словно летний ливень, горько заплакал, размазывая слёзы по щекам — мячик должен быть в коробке! Дверь в комнату должна быть закрыта! Это… катастрофа!

В его застывшем мире должен быть идеальный порядок и распорядок. Иначе он потеряется и не сможет найти всё остальное. Потерялся мячик, а следом — что? Потеряются его игрушки, его нянечка, его любимая кроватка. И он останется один где-то во времени, когда никто не придёт.

Мячик нужно вернуть!

Он выглянул в тёмный проём. Узорчатые дорожки паласа расходились в разные стороны, как тропки в лесу. Тихо. Под потолком светились продолговатые жёлтые лампы: в глубине коридора, из музыкального зала, раздавались звуки пианино. Он заслушался и сделал пару шагов… Нет! Сначала мячик, хотя эта мелодия была такой мягкой, и к ней невыносимо хотелось прикоснуться.

Сквозь узорчатые перила проглядывал кусок серо-бежевого коридора. И, кажется, — да! — за большим горшком с раскидистой пальмой спрятался мячик.