Непрожитая жизнь

– То есть тебе и Пьеру на меня плевать, а Квантану – нет?

– Я не могу отвечать за Пьера или за Квантана, что касается меня, ответ – да.

Я резко разворачиваюсь. Его лицо так близко! Я ощущаю кожей его горячее дыхание, а он все смотрит мне в глаза взглядом, от которого внутри у меня все плавится.

– Ты защитил меня, потому что знал, что драться тебе не придется. Ты защитил меня, чтобы Квантану не пришлось ввязываться в драку. Тебе на меня плевать, но у Лор ты ясно дал понять всем окружающим, что в случае чего им придется иметь дело с тобой. И наконец, ты оттолкнул от меня кусок дерьма. При этом, повторюсь, тебе на меня плевать. Я просто подвожу итог. Я все правильно поняла? – шепчу я, опуская взгляд на его губы и вижу, как он сглатывает и его адамово яблоко дергается.

– Правильнее не бывает, – отвечает Раф.

– Мне кажется, ты обманываешь. Причем не меня, а самого себя.

Он некоторое время молчит, а потом поднимет руку и убирает прядь с моего лица.

– А как насчет тебя? Почему ты не бросила избитого парня на улице и не убежала?

Я поеживаюсь, занервничав. Я могла бы сказать: «Потому что ты – брат Микаэля Делиона. Потому что земля поплыла у меня под ногами, когда я тебя увидела. Потому что я засыпала и просыпалась с мыслями о твоих губах и глазах последние несколько месяцев своей жизни, с тех самых пор, как мне на Фейсбук пришла твоя фотография». Разумеется, я этого не говорю, а опускаю глаза и отхожу от Рафаэля, но не замечаю железный поручень, предназначенный для инвалидов, и врезаюсь в него боком, которым ударилась о журнальный столик.

– А ну, покажи, – командует Рафаэль, задирая мне толстовку. На боку огромная царапина. Очевидно, я задела острый угол. Рафаэль молча разглядывает порез.

– Ты вообще ешь?

– Что?

– Тебе ребра можно пересчитать, – поднимая глаза, сообщает он.

Я ничего не отвечаю.

Он качает головой.

– Подожди тут, я попрошу аптечку.

– У кого?

Он молча открывает дверь и выходит, а я вновь смотрю на себя в зеркало. Из-за огромной мешковатой толстовки моя талия кажется еще тоньше, чем она есть на самом деле. Я со злостью опускаю толстовку.

«Тебе ребра можно пересчитать…»

Рафаэль довольно быстро возвращается с круглой красной сумочкой первой помощи. Достав антисептик и два больших пластыря, он выжидающе смотрит на меня. Потом спрашивает, приподняв бровь:

– Что, теперь ты стесняешься?

– Нет, просто это, наверное, лишнее. Где ты ее взял?

– Попросил у официанта. – Он снова поднимает мою толстовку и просит: – Придержи, чтобы не падала.

Он обрабатывает рану, касаясь теплыми пальцами моей кожи. Я покрываюсь мурашками, он, конечно, это замечает и продолжает медицинские манипуляции медленно, растягивая пытку.

– Все.

Я опускаю толстовку и спрашиваю, отворачиваясь:

– Как думаешь, десять минут уже прошло?

– Возможно, – отвечает он.

Дойдя до станции метро, мы сразу замечаем припаркованный неподалеку огромный джип. Квантан сидит там один, постукивая пальцами в ритм песни.

– Они до сих пор в магазине? – спрашиваю я, садясь в машину. – Сколько прошло времени?

– Семнадцать минут, если быть предельно точным, – скучающим голосом отвечает Квантан. – Вы тоже опоздали.

– Ты единственный, кто, как всегда, пришел вовремя, – усмехается Рафаэль.

В этот миг из дверей магазина выходят Пьер и Капюсин. В руках у Пьера пакеты, из которых торчат длинные багеты. Капю что-то рассказывает ему, смешно размахивая руками.

– Я положу все это в багажник, – говорит Пьер, подходя к машине. – В салоне будет тесновато.

– Конечно, – отвечает Капюсин. – Только аккуратно, чтобы бутылки не разбились. Постой, я сама их поставлю. Какой огромный багажник! Ой, а что это?

– Просто несколько пледов и спальный мешок, эта машина предназначена для походов.

После того как они положили покупки, Капюсин забирается на заднее сиденье, а Пьер подходит к Квену.

– Сгинь с моего места, – говорит он.

– Нет, вести буду я, садись.

На удивление, Пьер не спорит, и Квантан заводит машину.

– Почему вы так долго? – спрашивает он. – Ты же сама сказала: десять минут.

– Женщин даже в продуктовый магазин пускать нельзя, – фыркает Пьер, – особенно со своей кредитной картой.

Мы все прыскаем со смеху.

– Подожди, Пьер, вот станешь президентом – и съедят тебя наши феминистки за твой шовинизм, – не оставаясь в долгу, шутит Капюсин.

Тем временем мы едем около Сены, мимо статуи Свободы, а впереди горит во всем своем великолепии Эйфелева башня. Такой типичный парижский вид, который покоряет всех. Туристов, парижан. Всех. Каждый раз, вновь и вновь, ты влюбляешься в то, что видишь.

– А куда мы вообще едем?

– К нам. Мы купили вино, сыр, багеты и прочие радости, – отвечает Пьер, – будем пировать.

– А давайте устроим ночной пикник на набережной? – предлагаю я. – Выберем место, откуда видно башню, разложим еду.

– Да, – подхватывает Капюсин, – возьмем твои пледы, Пьер! Леа, ты гений!

Квантан и Пьер переглядываются.

– Что скажешь, Раф?

– А почему нет? – отвечает он.

Мы паркуемся. Капюсин радуется как ребенок.

– За весь год в Париже я еще ни разу не была на пикнике.

– Так ты не из Парижа? – спрашивает Квен, помогая ей вытаскивать пледы из багажника.