Непрожитая жизнь

– Бабушка оставила мне немного денег, на них я и живу. У нее были проблемы с сердцем. Сейчас я понимаю – она, скорее всего, знала, что не сможет надолго со мной остаться… – я замолкаю, подбирая слова. – Мы очень хорошо с ней жили, она обожала готовить, у нас был свой маленький огород и фруктовые деревья в саду. Она снимала маленький цветочный магазин, продавала не только цветы, но и все, чтобы за ними ухаживать, и грунт, и рассаду… Я обожала проводить там время. – Я вздыхаю. – Она делала со мной уроки, водила на рисование с пяти лет. Думаю, ей тоже не хотелось быть одной, ее муж умер молодым, я видела его только на фотографиях. Моя мама, ее единственная дочь, ушла из дома, как только ей исполнилось восемнадцать, в двадцать два вернулась уже со мной, а через месяц опять уехала, но уже без меня. Думаю, для бабушки это было началом новой жизни. По крайней мере я никогда не чувствовала ее недовольства. Она по-настоящему любила меня.

Рафаэль слушает внимательно, не прерывая.

– После ее смерти я жила с матерью и отчимом. Меня никто никогда не бил, и ничего особенно страшного со мной не случалось. Меня просто-напросто ненавидели. Я убежала из дома в тот день, когда в первый раз тебя увидела, а когда вернулась, мне сказали, что я должна уйти. Я ушла и, если честно, это самый удачный поступок за всю мою жизнь.

– Ты и школу поменяла, – замечает Рафаэль, и я сцепляю руки в замок.

Самое время рассказать всю правду. Выговориться как на духу, излить душу. Но мне страшно. Мика, ты же мог просто удалить нашу переписку, но вместо этого закрыл брату доступ к своему аккаунту. Я ничего не понимаю. Я смотрю на Рафаэля, и он тоже не сводит с меня глаз, где читается нечто теплое, доброе. Я судорожно вздыхаю и отворачиваюсь.

– Да, поменяла. Атмосфера в старой школе была, мягко говоря, не очень, а перевестись я могла только в частную. Конец года, и экзамены на носу. Другие школы даже не рассмотрели бы мою кандидатуру, – шепчу я, и эта ложь камнем ложится мне на сердце.

Он кивает.

– Так где ты в итоге живешь?

У него такой ласковый, участливый голос! Я не заслуживаю его доброты… Я закрываю глаза и отвечаю:

– Ты знаешь, что мне еще нет восемнадцати? Исполнится только шестнадцатого июня, и я не буду рассказывать тебе, как тяжело несовершеннолетнему снять комнату. Но мне повезло. Мне встретился Тюг, который тогда работал в хостеле и дал мне место в общей комнате. Там я живу до сих пор. – Я говорю тихо, а сердце отчаянно колотится в груди, сопротивляясь моей трусости.

Рафаэль в неверии качает головой, и воцаряется тишина, которая меня душит. А может, меня душит совесть, не знаю…

– Останешься сегодня на ночь со мной? – тихо спрашивает он, разрушая возникшую между нами невидимую стену. Я молчу, глядя перед собой и боясь встретиться с ним взглядом. Он берет меня за руку и просит: – Просто возьми и останься.

Его прикосновение такое теплое, такое приятное. Мне хочется с головой окунуться в это тепло, в эту магию… Айсберг в моей душе тает, и я ощущаю пустоту одиночества, которую прежде заполнял холод этой ледяной глыбы. Но я больше не одна. Рядом Рафаэль. Я тянусь к нему и целую его в шею, утыкаясь в нее лицом. Я больше не одна. Он рядом.

Мы выходим из машины и, держась за руки, идем по улице. Я поднимаю голову и вижу, что небо уже стало темно-синим, и нас окутала ночь. Мне вспоминается Нормандия и миллион блестящих звезд.

– В Париже никогда не видно звезд, ты не скучаешь по ним?

Он смотрит на меня и наклоняется поцеловать мои глаза.

– Мои звезды всегда рядом, – шепчет он, а потом смотрит на время. – Тут неподалеку супермаркет, он вроде бы работает до половины двенадцатого, мы еще успеем.

Мы идем по авеню де Ламотт-Пике к светло-зеленому навесу магазина. Рафаэль берет корзинку того же цвета и улыбается мне.

– Что скажешь насчет пасты с сырным соусом?

Я приподнимаю бровь.

– Я думала, у вас домработница готовит.

– А мы не там будем ночевать.

Я удивленно смотрю на него.

– А где?

Он усмехается.

– Увидишь.

Он ходит по магазину, заполняя корзину, а я иду рядом и глупо улыбаюсь, потому что мне ужасно нравится представлять, что мы так и живем. Вместе ходим по магазинам, выбираем продукты, обсуждаем, что приготовить на поздний, очень поздний ужин.

– Нужно найти бокалы.

– Мне кажется, тут только пластиковые есть.

Он пожимает плечами.

– Хоть такие.

Рафаэль оплачивает покупки, и мы направляемся в сторону авеню Боске, проходя мимо кафе, на террасах которых стоит привычный каждому парижанину гул. Тусклый свет фонарей освещает прекрасные здания.

– Нам сюда, – говорит Рафаэль, останавливаясь у подъезда с красивой резной дверью. Мы входим в двери, он вызывает крошечный лифт и нажимает кнопку шестого этажа. Наверху нас ждет маленькая студия с матрасом на полу и не застланным одеялом, тут же возвышается стопка книг. Рафаэль включает свет, и в темноте прорезывается желтый огонек лампы. Я вижу в углу раковину, небольшой холодильник, чайник и маленькую электрическую плиту. Обернувшись, я ловлю взгляд Рафаэля.