Непрожитая жизнь

– Гранд Каньон дю Вердон, – отвечает он, устанавливая телефон на приборную панель.

Я молча киваю и трогаюсь, следуя инструкциям GPS.

Мы едем по узкой крутой дороге, и нам то и дело попадаются головокружительные обрывы без всяких ограждений. Тут очень красиво, и я наслаждаюсь каждой секундой пути. Мы прибываем на место, и я лишаюсь дара речи: передо мной открывается огромное ущелье, на дне которого течет река сказочно бирюзового цвета.

– Впечатляюще, правда? – спрашивает Джон, фотографируя эту красоту.

– Не то слово, – отзываюсь я и смотрю вниз. – Здесь так высоко!

– Длина каньона двадцать один километр, а глубина местами доходит до семисот метров, – просветил меня Мэтью, не отрывая взгляда от захватывающего дух вида. Мне так хочется, чтобы ты был здесь со мной, Мика! Еще одно место в списке тех, которые ты никогда не увидишь, красоту которого не познаешь. Мне вдруг становится ясно, что это – последняя точка моего спонтанного путешествия. Пора возвращаться домой.

* * *

Наш дом весь уставлен коробками, а мебель аккуратно обернута прозрачной пленкой.

– Рафаэль! – Папа спускается со второго этажа с неловкой улыбкой на лице. – Ты бы хоть сообщил о своем приезде. – Он подходит ближе, обнимает меня и добавляет взволнованным тоном: – Нам нужно поговорить.

Я обвожу комнату взглядом.

– Что здесь происходит?

– Мы продали этот дом, – с этими словами отец заглядывает мне в глаза, пытаясь угадать мою реакцию.

– Почему вы не сказали мне?

– Ты не отвечал на звонки, а писать об этом в эсэмэске никто из нас не захотел.

Телефон в его кармане начинает вибрировать, он бросает:

– Это срочно, – и отвечает на вызов.

Я киваю, иду к лестнице и медленно поднимаюсь наверх, обдумывая новость. Дверь в мою комнату закрыта, я тяну на себя ручку и переступаю порог. Вот она, комната, где с восьми лет я проводил каждые выходные, ведь все остальное время мы с братом жили в пансионе. «Но это место все равно было мне домом», – думаю я, хоть сердце и сомневается в этом. Я оглядываю абсолютно пустую комнату, где нет ни моих вещей, ни мебели, вообще никаких признаков, что я когда-то тут жил. Я смотрю на голые стены и понимаю, что никогда не ощущал здесь себя дома. Мне никогда не было тут уютно или комфортно, я всего лишь приезжал сюда, причем только на время. Странное чувство пустоты рождается где-то в глубинах моей души. Где же мой дом? У всех ведь он есть. И я понимаю, что ощущал себя дома, поистине дома, лишь с одним человеком. С Леа. Я выхожу из комнаты и плотно закрываю за собой дверь. Я не буду скучать по этому месту. Я не буду о нем вспоминать. В нерешительности остановившись посреди коридора, я смотрю на противоположную дверь. Аккуратно поворачиваю ручку и переступаю порог. Комната Микаэля точно такая же безликая и пустая, как моя. Интересно, ощущал ли он себя дома? Было ли ему комфортно и уютно в этих стенах? Ответа мне никогда не узнать. Я медленно выхожу на балкон и сажусь на пол, наслаждаясь видом Альп. «Ты любил сидеть на этом самом месте», – думаю я. Воспоминания о последних днях брата накрывают меня. Я трясу головой, стараясь избавиться от них до того, как они вновь примутся терзать мое сердце. Как же тяжело свыкнуться с мыслью, что Мики уже нет! Просто нет на этой земле, в этом мире.

На балкон неожиданно заходит Квантан и смотрит на меня сверху вниз. Я хмурюсь.

– Что ты тут делаешь?

Квантан отворачивается от меня и глубоко вздыхает.

– Изабелла попросила помочь разобрать вещи Мики.

Я молча киваю.

– Ты же понимаешь, что должен в этом году закончить школу? Сдать экзамены, найти себе дело? – спрашивает он. – Ты не можешь колесить по свету, не можешь убегать от жизни. Иногда нужно встретиться с ней лицом к лицу. Набраться чертовой смелости, Раф.

Я одариваю его скучающим взглядом.

– Я не нуждаюсь в твоей проповеди.

Я вижу, что Квантан зол на меня, и ощущаю исходящее от него напряжение. Он смотрит мне прямо в глаза, чеканит:

– Не будь трусом, – и кидает мне под ноги конверт.

Я не успеваю спросить, что это. Квантан уже вышел, и я слышу, как он громко хлопнул дверью. Я поднимаю конверт и верчу в руках. Он белый. Безупречно белый и слегка измятый. Я вскрываю его и достаю несколько исписанных листов. При виде знакомого почерка сердце начинает бешено колотиться в груди.

«Здравствуй, Рафаэль.

Это я – твой брат, пишу тебе из могилы. Тут неплохо, места мало, но времени много, поэтому я решил возродить старую добрую традицию – бумажные письма. Признаться, ты не первый, кому я шлю весточку из этих мест. Ну, что я могу сказать… Бога нет, как мы и предполагали. Хотя сомневаюсь, что мы бы попали к нему на аудиенцию после всего, что вытворяли при жизни».