Непрожитая жизнь

Я открываю машину, сажусь в нее, достаю из бардачка новую пачку сигарет и кладу в карман.

– Меня, кстати, зовут Солвег, – говорит девушка.

– Солвег?

– Да, это значит «солнечная дорога», – откидывая голову на сиденье, отвечает она.

– Раф. Куда мне ехать?

– За потрепанной «тойотой», – говорит Солвег, показывая пальцем на машину.

Некоторое время мы молчим.

– И как зовут ту, что разбила тебе сердце, Раф? – вдруг спрашивает девушка, и я не могу скрыть удивления. – Можешь не отвечать, – шепотом добавляет она.

* * *

Мы подъезжаем к забытому Богом придорожному заведению посреди хвойного леса. Первые звезды таинственно поблескивают на черном ночном небе.

Я выхожу из машины, недоверчиво поглядывая на стоящую перед забегаловкой пластиковую обшарпанную мебель.

Солвег звонко смеется.

– Видел бы ты сейчас свое лицо!

Мы проходим в зал, и в глаза мне бросаются грязные стены и потолок с желтыми разводами. Я вновь гляжу на Солвег, но та лишь тихо посмеивается. Ее друзья выходят из машины и устраиваются за столиком снаружи. Я тщетно верчу головой в поисках официанта.

– Поль, – кричит Солвег, – что на ужин?

Поль, мужчина лет пятидесяти, сидит в обществе дружков. Вся компания уставилась на крошечный экран, где, судя по звукам, идет трансляция футбольного матча. Поль нехотя поворачивает полысевшую голову и буркает:

– Могу сделать стейк с картошкой.

Солвег ничуть не расстраивает его ответ, и она расплывается в широкой улыбке.

– Звучит идеально, – нараспев произносит она.

Поль, кивнув, направляется в кухню, а Солвег хватает меня за руку и говорит:

– Пошли, я представлю тебя друзьям.

Я молча вырываю руку и иду за ней. Даже если ей неприятно, она не подает виду.

– Это Раф! – звонко кричит Солвег, представляя меня своей многочисленной компании, и по очереди называет имена присутствующих. Я не запоминаю. Девушки мило улыбаются, некоторые парни хмурятся, другие просто пожимают плечами.

– Откуда ты, Раф? – спрашивает меня тот самый парень, который меньше всех рад меня видеть.

– Какая разница? – отвечаю я, закуривая и кидая пачку на стол. Через секунду в ней не остается сигарет. Парень, который задал мне вопрос, демонстративно лезет в карман джинсов за собственными сигаретами. Я глухо усмехаюсь, нервно барабаня пальцами по столу. Парень не сводит с меня глаз. Я не знаю, как себя вести. Пьер в такой ситуации просто-напросто бросил бы: «Приятель, будь спокоен, сумасшедшие девушки, вроде твоей, абсолютно не в моем вкусе», но я молча наблюдаю за Солвег, которая с улыбкой придвигается ко мне. Интересно, зачем этот спектакль? Мне ужасно хочется отодвинуться, но Солвег заглядывает мне в глаза, безмолвно умоляя этого не делать. В ее медовом взгляде я вдруг вижу отражение своих чувств. Она тоже опустошена, ее терзают боль предательства и обида, а как с ними справляться, ей совершенно невдомек. Я, поморщившись, отворачиваюсь. Солвег ставит стул вплотную к моему, я не шевелюсь, и тогда она спрашивает:

– Будешь пиво, Раф?

Я не знаю, откуда на столе берутся стеклянные запотевшие бутылки. Я не хочу пива, но киваю. Солвег, продолжая улыбаться, подает мне холодную бутылку так, чтобы наши пальцы соприкоснулись. Я улыбаюсь в ответ и откидываюсь на спинку стула, опуская руку ей на плечо, думая с горькой усмешкой: «Иногда можно побыть и спасательным кругом для утопающих».

* * *

Поль подает мясо и картошку в огромной сковородке, вручив Солвег стопку тарелок, а другой девушке – ножи и вилки. Никаких салфеток нет и в помине, но меня как-то перестает напрягать это место. Я расслабляюсь и принимаюсь за еду.

– Вкусно, правда? – спрашивает Солвег, положив голову мне на плечо.

– На удивление – да, – отвечаю я.

– Поль – повар от Бога.

– Ты из здешних мест?

– Да, родители оставили мне домик в Ландах, я сдаю в нем комнаты для туристов. Тебе, кстати, есть, где переночевать?

Я качаю головой. Солвег в очередной раз улыбается своей натянутой улыбкой, которая уже начинает меня бесить, и заявляет:

– Тогда решено, переночуешь у меня. Поль, – кричит она, – сколько с нас?

Поль даже не поворачивает головы в ее сторону.

– Сколько есть, столько и оставь.

Она усмехается, поясняет:

– Он был лучшим другом моего отца, – залезает в карман своей толстовки и выуживает оттуда мой бумажник. Я наблюдаю, как она достает оттуда сто пятьдесят евро и кидает на стол. – Поль, – вновь кричит она, – сегодня платил Раф. – Оставив бумажник на столе и глядя мне прямо в глаза, Солвег добавляет: – Никогда не оставляй на пляже вещи без присмотра! – Ее губы в очередной раз складываются в улыбку, я раздраженно вздыхаю, наклоняюсь к ней и шепчу:

– Меня бесит твоя улыбка.

Она заходится в глупом смехе, будто я только что рассказал ей о своих грязных помыслах. Я слышу, как кто-то резко встает из-за стола и пластиковый стул глухо падает на землю. Я поднимаю голову и в стороне, у «тойоты», вижу парня, который весь вечер сверлил меня взглядом. Остальные нервно переглядываются.

– Идите, – говорит Солвег, пожав плечами, – меня отвезет Раф.

Все желают нам спокойной ночи и идут к машине, а я смотрю ей в лицо, молча требуя объяснений.