Нептунова Арфа

- Ты?! - Все сразу встало на свои места. Перед Аракеловым мгновенно возникла залитая солнцем палуба и Марийка, томно раскинувшаяся в шезлонге… «Мне в «Марте» посидеть надо, на следующей станции она по моей программе работать будет». И зададаевские умолчания и увертки стали ясны. Эх, Витальич!..

- Значит, ты… - повторил Аракелов.

- Да, - сказала Марийка. - Понимаешь… Это все так получилось…

- Понимаю, - Аракелов отодвинулся от нее и оперся спиной о переборку. Ему было больно от обиды и обидно до боли. - Дух струсил, надо нос ему утереть. Понимаю.

- Ничего ты не понимаешь! Я же люблю тебя, дурака! И знаю, что ты не струсил, ты не мог струсить. Это они говорили, что ты струсил…

- Они?

- Ну да. Я в «Марте» сидела, люк был открыт, а они рядом встали…

- Кто?

- Жорка, Поволяев и еще кто-то, я их не видела, только слышала. И говорили, что ты струсил. Мол, батиандры со своей исключительностью носятся, подумаешь, дефицитная профессия, нужно им себя беречь дл грядущих подвигов… А что человек погибает - ему наплевать, духу нашему… И в таком роде.

- Та-ак, - сказал медленно Аракелов. - Ясно. - Это он предвидел еще внизу.

- И я к ним не вышла. Понимаешь, не вышла. Сама не знаю почему. Побоялась, что ли?

- Чего?

- Не знаю. Я бы, наверное, им по рожам надавала.

«Стоило бы, - подумал Аракелов. - Но это я могу и сам».

- И что же ты сделала?

- Когда они отошли, вылезла, поставила слип на автоспуск. Я видела, как это делают…

- Ясно, - сказал Аракелов.

В принципе в этом не было ничего невозможного. Отмотать метров двадцать троса на барабан носовой лебедки «Марты», застопорить судовую лебедку, а потом помаленьку стравливать трос, соразмеряясь с опусканием слипа. Дл опытного водителя это не представляло особого труда. Но как справилась с этим Марийка? Ведь опыта работы с «Мартой» у нее с гулькин нос… И как никто ей не помешал? Ведь слип скрежещет так, что только в баролифте не слышно! Конечно, когда «Марта» уже пошла к воде, остановить ее было бы нельзя, но до того? Куда смотрел вахтенный? Мда-а, подумал он, дисциплинка… Пораспустил народ Ягуарыч…

- И никто тебя не остановил?

- Нет…

- Молодцы! - искренне восхитился Аракелов. На мгновение ему даже стало весело. - Хоть судно укради, не заметят, если есть о чем посудачить!.. Но на кой черт ты полезла? Зачем?

- Затем, что я слышать не могла, как они про тебя… Понимаешь? Я уже все знала - и про патрули, и про «рыбку». И понимала, что ты там сидишь и думаешь…

- Вот и не лезла бы. Лучше бы сама подумала…

- Я и думала. Что тебе экспериментальные данные нужны. И что если даже «Марта»… не пройдет… Ты скорее сообразишь, что к чему.

До Аракелова дошло не сразу: слишком уж нелепо это было. Нелепо, немыслимо, невозможно!

- Дура! - заорал он, забыв, что уже ночь, что за тонкими переборками каюты давно уже спят. - Ты соображаешь, что говоришь?

- Да, - тихо сказала Марийка, и Аракелов осекся. - И когда делала, тоже соображала. Только что все вот так получится - не сообразила.

Аракелов обнял ее, прижал к себе, гладил по волосам, целовал мокрое от слез лицо, шею, руки…

- Дура, - задыхаясь, бормотал он, - сумасшедшая, ненормальная… Что бы я без тебя делать стал, а?

- А что ты будешь делать со мной? - печально спросила Марийка. - Ведь ты… Ты же мне не простишь. И прав будешь.

Он обнял ее еще крепче. Что-то больно впилось ему в грудь. Он чуть отстранился и пощупал. Это была та самая веточка «ангельского коралла»… Она подумала даже об этом, идя к нему…

«Руслан» тогда простоял четверо суток в Кэрнсе, и Аракелову и еще двоим аквалангистам удалось на пару дней съездить в Куктаун по приглашению местного клуба рифкомберов. Как Аракелову повезло наткнуться на «ангельский коралл», он и сам не мог понять. Этот полип редок, очень редок, а в этих местах до сих пор его не находили вообще. Да Аракелов и не знал, что нашел. Просто его поразил коралловый куст: никогда еще он не видел такого богатства оттенков красного цвета.

Он отломил веточку и спрятал в сетку. Просто так, на память. А когда позже, на берегу, ему объяснили, что это, - план созрел мгновенно. Вернувшись на «Руслан», он посоветовался с корабельными умельцами, больше недели проводил все вечера в каюте, возясь с лаками, клеями и так далее, но зато потом подарил Марийке вот эту самую брошь.

Аракелов аккуратно отколол брошь и положил на стол. Потом снова привлек Марийку к себе.

- Ничего, - сказал он. - Это все ерунда. Понимаешь, ерунда. И прощать или не прощать я тебя не могу. Я ведь люблю тебя. Просто люблю, и не могу ни винить, ни прощать.

- Я им скажу, я им все скажу, слышишь?

- Я им сам скажу, - пообещал Аракелов. - Это все не так страшно. Это все утрясется… Главное, что есть мы. Понимаешь, не ты, не я. Мы.

Марийка благодарно улыбнулась - он понял это по изменившемуся голосу.

- Спасибо, Сашка.

Он еще долго сидел, обняв ее одной рукой, а другой бережно и легко гладя по волосам, - до тех пор, пока по дыханию не понял, что Марийка уже спит. Тогда он тихонько встал, продолжая обнимать ее плечи левой рукой, и осторожно уложил Марийку на постель. Она все-таки проснулась: