Непутевая

Я посмотрела в сторону дома. Казалось, никого не волнует это — как выражался Клем — групповое изнасилование. Я подбежала поближе, надеясь, что она попросит моей помощи, и застыла ярдах в десяти: передо мной лежало аппетитное тело, измазанное грязью, потом и спермой, и кричало: «Быстрей! Не останавливайся, мать твою! Быстрей!» Оно выгибалось дугой и судорожно дергалось, как лягушачьи лапы под током. Рядом в живописных позах лежали двое мужчин, а третий пыхтел на ее животе.

Кровь прихлынула к моему лицу. Соски напряглись от возбуждения, и я не поняла, чего хочу больше: оказаться под мужчинами или на Лаверне.

Я заставила себя отвернуться и побрела к дому. Эдди нахмурилась, когда я села с ней рядом, а Мона сказала:

— Какая мерзость!

— Отвратительно, — поддержала Эдди.

Я промолчала.

Этель налила нам по миске супа и громко провозгласила:

— Суп доктора Деклейка Виктори! Пивные дрожжи, порошковое молоко и соевая мука. Вкусно и богато протеином!

Мы сели на ступеньки.

— Тебе понравилось? — как бы мимоходом спросила Эдди.

— Что?

— Лаверна на кукурузном поле.

— Ах это…

— Я видела, как ты на нее глазела.

— Я думала, ее насилуют и нужна помощь.

— Тебе незачем беспокоиться о Лаверне. Вот мне о тебе — стоит.

— Обо мне?

— Да. Ты была бы не прочь оказаться на ее месте.

— Мне это пришло в голову, но…

— Все ясно. Я тебе надоела.

— Да нет же, — неуверенно проговорила я.

— А если бы у меня был пенис? Тебе стало бы легче?

— Конечно, нет. Для меня он не имеет значения. Существует масса способов, как скомпенсировать его отсутствие.

— Скомпенсировать? Ну, ну, вперед, Скарлетт! Иди, хватай одного из этих молодых жеребцов и тащи в лес! Давай! Не успеешь оглянуться, как приползешь ко мне…

— Может, я так и сделаю, — я почему-то не обиделась на Эдди, представив, как окажусь на месте Лаверны.

Домой мы вернулись в ледяном молчании, легли в постель и сразу отвернулись друг от друга.

Ночью я проснулась от ощущения теплых слез, падающих мне на грудь.

— Не бросай меня, Джинни. Пожалуйста, не бросай. Я не вынесу, если узнаю, что ты была с мужчиной. Меня тошнит при одной мысли об этом.

Я обняла ее. Она раздвинула мне колени, и я ощутила в себе что-то твердое и холодное. Оно скользило взад и вперед, и это было неописуемо приятно.

— Что это, Эдди? — отдохнув, спросила я и включила свет.

Она глупо улыбнулась и протянула мне зеленый огурец.

— Все в порядке. Он натуральный.

Случай с Лаверной, оставивший всех, кроме меня, равнодушными, имел далекие последствия. Прежде всего на следующей неделе к нам переехали Мона и Этель.

— Мы не хотим мешать ее «медовому месяцу», — с отвращением объяснила Мона, когда мы уселись после ужина в плетеных креслах вокруг плиты. Воздух был свеж, и мы немного топили.

— Ты хочешь сказать… она все еще развлекается с теми мужчинами? — непривычно деликатно спросила Эдди.

Мона сардонически хмыкнула. Эдди вздрогнула.

— Понимаю. Добро пожаловать к нам. Живите сколько хотите, — предложила Эдди.

— Будем откровенны, Мона, — сказала Этель. — Это назревало давно.

Она шаркнула топором по точильному камню и попробовала острие на мозолистом большом пальце. Мона согласно кивнула. Они обе курили, глубоко затягиваясь.

— К этому все шло, — продолжала Этель. — Они хотели целыми днями развлекаться, а женщины должны им варить.

— Нет! — заявила Эдди. Она подвинула кресло так, чтобы сесть за мной, и стала бережно расплетать мою косу.

— Да, — подтвердила Этель. — Они могли безапелляционно ткнуть пальцем в пустую чашку и приказать налить чай.

— Не верю…

— Понимаю, но это правда. Для них это было игрой: они — Тарзаны, мы — Джейн.

— В результате все приходилось делать нам с Этель, — вмешалась Мона. — У Лаверны свои дела, но нам они кажутся мерзостью.

— Не то слово, — с отвращением сказала Эдди, расчесывая мои спутанные волосы.

— Они не виноваты. Их так воспитали матери-мазохистки, трясущиеся над ними и исполняющие любое их желание. — Я очень хорошо знала по своему собственному опыту, что говорю. — Они — буржуа. Их не переделать.

— Верно, — согласилась Мона. — Интересно, в какой момент эти отвратительные черты характера передаются детям? И почему дети часто бывают хуже родителей?

Мы задумались над этой проблемой. Этель методично точила топор о камень. Эдди встала, подбросила в топку дров и снова занялась моими длинными волосами. От звука топора казалось, что кто-то царапает ногтями по классной доске.

— Господи! — вздохнула Мона, поглубже устраиваясь в кресле. — Этот скрип сведет меня с ума.

Через пару минут Этель удовлетворенно смазала топор и вложила в коричневый кожаный футляр с таким видом, с каким мать купает, смазывает и пеленает любимое дитя.

— Спасибо, что приютили нас, — сказала она.

— Мы рады, что вы здесь, — ответила Эдди. — Две спины нам никак не помешают: на этой земле столько работы.

Я засмеялась.

— Что тут смешного? — ласково спросила она.

— Меня еще никогда не называли «спиной». «Башка», «кусок задницы» — только не «спина». Это что-то новенькое.