Непутевая

— Спланировать семью. Разве на вывеске написано не «Центр планирования семьи»? Я ошиблась?

— Нет, нет, — заверила я. — Итак, вы замужем уже четыре года. Чем вы пользовались?

— Зачем?

— Чтобы планировать семью?

Она в ужасе уставилась на меня.

— Ну, тем, чем всегда пользуются…

Я поняла, что понятия не имею, какими противозачаточными средствами пользуются в Старкс-Боге.

— Презервативом? Спиралью? Или еще чем-нибудь?

Она помолчала, потом тихо промямлила:

— Я не знала, что ими нужно пользоваться, если хочешь детей.

— Вы хотите детей? Я думала наоборот!

— Да. Я зашла сюда потому, что на вывеске написано «Центр планирования семьи». Я четыре года старалась завести ребенка, но ничего не получается.

— Вы хотите забеременеть?

— Конечно. — Она встала и направилась к двери. — Спасибо. — И выскользнула на улицу.

Со вторым клиентом Эдди обошлась с большей ловкостью. Это была забеременевшая старшеклассница. Отец ребенка отчаялся уговорить ее выйти за него замуж. Она упорно не хотела иметь с ним дело. У Эдди была договоренность с одним доктором в Монреале, к которому она отправила девушку, снабдив небольшой суммой денег. Через неделю мы получили письмо: операция прошла удачно, она нашла место официантки в баре и решила остаться в Монреале; что она очень счастлива и благодарна Эдди.

Вскоре в «Центр» ворвался Айра. Лоб блестел, ноздри раздувались от гнева. С ним был низенький плотный мужчина в зеленом комбинезоне. Он так хлопнул стеклянной дверью, что она зазвенела.

Я оторвалась от статьи о самостоятельном осмотре груди, убедившей меня, что я умираю от рака, и, узнав Айру, приветливо улыбнулась. В конце концов, мы вместе сдавали кровь — неважно, что не для тех, кому хотели.

— Я могу вам помочь?

— Можете! — прорычал толстяк. — Убирайтесь к чертям из города и прихватите остальных сучек!

— Простите?

— Я хотел жениться на этой девушке, — сообщил он уже спокойней.

— Какой девушке?

— Той, которую твоя лесбиянка отправила в Монреаль, чтобы стать сучкой.

— Но, может, она не хотела выходить за вас?

— Конечно. Именно поэтому я ее и обрюхатил.

Я удивленно воззрилась на него.

— Значит, вы сделали это нарочно?

— А как иначе я мог заставить ее выйти за меня?

— Вы думаете, приятно быть беременной против собственной воли? — Я с ужасом представила, что это случилось со мной.

— Заткнись, шлюха! — Он стукнул кулаком по прилавку. Айра молча топтался у дверей. — Шайка потаскух! Явились сюда разрушать дом и семью!

— Вы хотели жениться на ней, — призвав на помощь свою сообразительность, перебила я. — А она? Она хотела выходить за вас? Может, ей не нужны ни дом, ни семья.

— Она хотела этого! Все женщины хотят одного и того же.

— Чушь! — подскочила я. — Чушь собачья! Вы, мужчины…

Толстяк протянул свои похожие на обрубки руки, схватил афишу и заткнул мне рот.

— И ты хочешь этого, детка. Не обманывай себя. — Он повернулся и, не дав мне закончить обвинительную речь, вышел на улицу.

— Рони — вспыльчивый парень, — примирительно улыбнулся Айра. — Он любил эту девочку. — И тоже вышел за дверь.

Я увидела, как они сели в светло-коричневый автомобиль, на заднем бампере которого было написано: «Аборт — это убийство».

Возвращаясь домой, я увидела этот автомобиль еще раз. Его оставили за холмом неподалеку от нашего пруда. На крыше лежал огромный черный бобер, с которого стекали струйки крови, а по бокам были привязаны маленькие бобрята. Я остановила машину и в ужасе смотрела на эту страшную картину. Потом, едва удерживаясь от тошноты, вылезла, схватила их радиоантенну и отломала.

Война началась.

В следующий раз я увидела Айру на охоте. Рано утром Этель протопала в болотных сапогах на дальний берег пруда, подыскивая дыры в заборе из колючей проволоки. У нас уже было шесть телок, которые завели моду вылезать за забор, а нам приходилось искать их и загонять обратно. Неустрашимая Этель прошла весь забор, заделала дыры и вдруг обнаружила старый блиндаж. Его скрывали серые скелеты деревьев, и мы не догадывались о его существовании. Даже когда Этель показывала на него из окна, мы с трудом отличали его от стволов.

— Это наш блиндаж! — авторитетно заявила Эдди. — Пока мы здесь, им никто не воспользуется.

Утром я проснулась от грохота ружейных выстрелов. Этот звук не был мне непривычен. Клойды вечно кого-то убивали. У каждого из них было любимое ружье; они висели на стене их дома в количестве, не меньшем, чем распятия в церкви. Отец Клема часто притаскивал нам в подарок окровавленные туши. Мама старалась внушить мне уважение к обычаям других народов: «Крестьяне все любят охоту», — а сама причитала над этими тушами, как мать над порезавшим пальчик ребенком. Каким-то образом она превращала это страшное зрелище в нечто съедобное. Мне стало стыдно: я не писала, не звонила домой почти год; я выбрасывала, не читая, ее письма в Кембридж; я уехала, не оставив адреса, и ее новые письма возвращались со штампом «Адрес неизвестен». Она заслуживала лучшего отношения.