Нераскаявшаяся (ЛП)

Он остановился. На миг повернулся к ней, улыбнулся. Капюшон тоже закрывал ей все лицо. Он испытующе глядел на нее — напряженную, изможденную, немного встревоженную.

— Все хорошо, — сказал он. — Ты не устала?

ГЛАВА 39 23 ДЕКАБРЯ 1307 ГОДА

Воистину ученики Иисуса Христа следовали за Господом и пребывали с Ним, и Он дал им власть крестить и отпускать грехи. С того времени так поступали истинные христиане, которые, будучи наследниками апостолов, воистину переняли власть Церкви Божьей совершать это крещение через наложение рук и отпускать грехи.

Латинский ритуал катаров, принятие consolament

Бернат и Гильельма провели ночь у добрых верующих в Лугане и прибыли в Фергюс на следующий день далеко за полдень. В сгущающихся сумерках стены строений на фоне белого снега казались пронзительно желтыми. Усадьба состояла из трех невысоких, но построенных надежно, из обожженной глины, строений. Самый большой дом мог даже похвастаться бельэтажом из кирпича. Здесь же были овин, загон для овец и другие хозяйственные пристройки. Все шумело и блистало огнями в предвкушении празднования Рождества. Две дочери Бланши Гвиберт, бывшие замужем за братьями-Мезен, Гильельма и Валенсия, пришли вместе с мужьями и детьми, так же как и старшая дочь, Бона Думенк, из Сен — Жан Л’Эрм. Хорошо было то, что среди радостной толкотни, семейных встреч, суматохи и подготовки к празднику, назначенная на этот вечер церемония посвящения могла пройти вполне незаметно. Но еще радостнее было то, что столько добрых христиан собирается в Фергюс, чтобы проповедовать на Рождество!

Госпожа Бланша выглядела, как и положено настоящей благородной, исполненной добродетелей даме. Это была высокая женщина, которая держалась очень прямо, несмотря на свой возраст и седые, тщательно упрятанные под чепец волосы, из–за чего ее лицо казалось необычайно суровым. Видно было, что все здесь ее уважают и побаиваются; даже ее старший сын Виталь Гвиберт вел себя при ней тише воды, ниже травы. Невестки, наверное, тоже ее боялись. Но Гильельма почувствовала, что эта женщина словно согревает своим внутренним теплом весь этот огромный дом. Даже речи не могло быть, чтобы сравнить даму де Фергюс с злобной свекровью, которой Гильельма вынуждена была покоряться во времена своего первого брака. Тучная Эрмессенда была завистливой тиранкой; Бланша, добрая верующая, нерушимая во всем, что касалось ее принципов, всегда, в любой момент своей жизни, была образцом справедливости и, без всякого сомнения, бесконечной доброты. Даже ласковые слова, которыми она приветствовала Гильельму, услышав от Пейре Бернье рассказ о ее приключениях, лучились этой добротой:

— Гильельма Маури из Монтайю, я слыхала, что ты вышла замуж за злого человека, но тебя, к счастью, вырвал из его когтей добрый христианин Фелип де Кустаусса. И ты, Гильельма, теперь на службе у Церкви, и стала спутницей преданного верующего и друга добрых людей… Добро пожаловать в Фергюс, малышка!

Старшая дочь Бланши, Бона Думенк, красивая женщина уже зрелого возраста, с приветливым лицом, на котором уже начало проявляться выражение характерной для Бланши чрезмерной суровости, подалась вперед, взяла обе руки Гильельмы в свои и пожала их.

Добрые люди прибыли немного позже, вместе со своими проводниками. Вот они уже собрались вместе в большой комнате на солье, в доме Виталя Гвиберта. Гийом Белибаст, который еще не был к ним допущен, укрылся в углу фоганьи, где его никто не мог видеть. Если заходила какая–нибудь невестка или с криками и пением врывался ребенок, он каждый раз вздрагивал.

Когда уже стемнело и дети поукладывались спать под крышами того или иного дома усадьбы, добрые верующие, один за другим, потянулись по скрипучей лестнице на второй этаж. Гильельма, шедшая вместе с Боной и Бланшей, была одета в свое свадебное платье, красивое и теплое платье, сотканное ее отцом и сшитое матерью. Ей было страшновато стоять отдельно от Берната, среди незнакомых ей женщин, и она то и дело посматривала в его сторону. Он стоял впереди, с очень серьезным видом, рядом с Пейре Бернье и Виталем Гвибертом. Большая комната была освобождена от всякой мебели. Все кровати и сундуки были сдвинуты и поставлены друг на друга за перегородкой. В центре комнаты, приковывая взоры, стоял, покрытый белой скатертью и освещенный подсвечником с двумя сияющими восковыми свечами, маленький столик. В этом ярко очерченном и выделяющемся из тьмы круге света в центре комнаты, фигуры трех добрых людей казались совсем недвижимыми. Один за другим, каждый верующий, каждая верующая трижды простерлись в поклоне перед ними, а они благословляли их одним голосом:

— Добрые христиане, просим благословления Божьего и вашего…