Во всех других отраслях науки допустимо применение гипотезы к обезличенному объекту. Психология, однако, неизбежно сталкивает нас с живыми отношениями между двумя индивидами, ни один из которых не может быть лишен своей субъективности или деперсонализирован каким-либо образом. Участники могут договориться о безличном и объективном подходе, но если предметом обсуждения является вся личность, два отдельных субъекта противостоят друг другу, и применение одностороннего правила исключено. Прогресс возможен только в том случае, если достижимо взаимное согласие. Объективность конечного результата может быть установлена только путем сравнения со стандартами, общепринятыми в социальной среде, к которой принадлежат индивиды. Кроме того, мы должны принимать во внимание их собственное психическое равновесие, или «здравомыслие». Это не означает, что конечным результатом должна быть полная коллективизация индивида, ибо это было бы самым противоестественным условием. Напротив, разумное и нормальное общество – это общество, в котором люди, как правило, расходятся во мнениях. Вне сферы инстинктивных качеств общее согласие встречается относительно редко. Несогласие служит своего рода движущей силой психических процессов в обществе, но не есть самоцель; в равной степени важно и согласие. Поскольку психология в основном опирается на равновесие противоположностей, никакое суждение не может считаться окончательным, если не принята во внимание его обратимость. Причина такого специфического подхода заключается в том, что не существует никакой опорной точки над психологией или вне ее, которая позволила бы нам сформулировать окончательное суждение о том, что есть психика. Все, что мы можем себе представить, находится в психическом состоянии, то есть в состоянии сознательной репрезентации. Выйти за пределы этого состояния – труднейшая задача, стоящая перед физическими науками.
Несмотря на то что единственная реальность – это индивид, некоторые обобщения необходимы, дабы прояснить и классифицировать эмпирический материал, ибо невозможно сформулировать какую-либо психологическую теорию или обучить ей, описывая отдельных людей. В качестве принципа классификации можно выбрать любое анатомическое, физиологическое или психологическое сходство или различие, если, конечно, оно носит достаточно общий характер. Поскольку здесь нас прежде всего интересует психология, мы воспользуемся психологическим критерием экстраверсии – интроверсии. Подробно объяснять эти термины нет необходимости, так как они давно стали общеупотребительными.
Это лишь одна из многих возможных классификаций, но она вполне подходит для наших целей, если мы стремимся описать метод и подход к пониманию сновидений как основного источника естественных символов. Как я уже говорил, процесс интерпретации состоит в конфронтации двух разумов, аналитика и анализанда, а не в применении некой заранее составленной теории. Разум аналитика характеризуется рядом индивидуальных особенностей, равно как и разум анализанда. Эти особенности выполняют функцию предубеждений. Нельзя считать аналитика сверхчеловеком только потому, что он доктор, владеющий теорией и соответствующими приемами. Он может только воображать себя таковым, если полагает, что его теория и техника являются абсолютной истиной, способной охватить всю психику в целом. Поскольку такое предположение более чем сомнительно, он не может быть до конца в нем уверен. Как следствие, его будут одолевать тайные сомнения в принятии такой установки, то есть в правомерности противопоставления человеческой целостности анализанда теории и техники (которые суть всего лишь гипотезы) вместо его собственной живой целостности. Только последнее можно считать эквивалентом личности анализанда. Психологический опыт и знания не более чем профессиональные преимущества со стороны аналитика, которые не позволяют ему оставаться в стороне от схватки. Он будет подвергнут испытанию точно так же, как и анализанд.
Поскольку систематический анализ сновидений требует конфронтации двух индивидов, многое зависит от того, к какому поведенческому типу они принадлежат: одному или разным. Если оба принадлежат к одному типу, то их «совместное путешествие» может быть долгим и приятным. Но если один из них экстраверт, а другой интроверт, их различные и противоположные взгляды могут привести к столкновению, особенно в том случае, если они не осознают, к какому типу относятся, или же убеждены, что их тип – единственно правильный. Такая ошибка вполне вероятна, ибо то, что ценно для одного, лишено ценности для другого. Один выберет точку зрения большинства, другой отвергнет ее просто потому, что она импонирует всем. Фрейд интерпретировал интровертный тип как болезненную зацикленность на себе. Однако интроспекция и знание самого себя равным образом могут оказаться в высшей степени ценными качествами.