Нерастраченное время

– Идём! – я подхожу ближе и беру её за руку. Жирные от пирожка пальчики легко выскальзывают из моей ладони.

– Я никуда не пойду! – глаза ребёнка походят на огромные блюдца – столько в них ужаса и неприкрытой злобы. – Я не вернусь в детдом!

– Послушай, я только хочу промыть твои раны, чтобы не было инфекции. А ещё покормить…

Детские глаза вспыхивают огнём. Огнём голода. Я вижу, как она борется сама с собой: доверять кому-то явно не в её правилах.

– Вы можете просто купить мне хлеба… – выдавливает она, а я понимаю, что даже подобная просьба для неё сродни унижению.

– Послушай, мы ведь столкнулись с тобой, так что я тоже виновата… Мне хочется загладить вину. Живу я здесь рядом, совсем одна. Мне будет приятно, если ты зайдёшь в гости.

Она долго и пристально всматривается в моё лицо. Я уже думаю, что последует категорический отказ, когда она всё-таки соглашается:

– Ладно. Я, наверное, рискну. Уж больно жрать хочется.

– Договорились! Меня, кстати, Катей зовут, а тебя?

– Светка…

– Красивое имя…

– Самое обычное, – бурчит моя новая знакомая, вышагивая рядом по тротуарной плитке. А я все не могу отделаться от мысли – зачем я в это ввязалась?

Пути Господни неисповедимы?

* * *

На моё счастье никто из соседей нам не встретился, иначе пришлось бы пускаться в объяснения, а ещё Света могла бы испугаться и передумать.

Квартира встречает привычной пустотой, только на этот раз кое-что изменилось – я не одна… С момента, как Саша собрал вещи и ушёл, никто не бывал здесь. А теперь у меня гость, да ещё и ребёнок.

Кошусь на Свету, которая разувается на пороге, и прикидываю, сколько ей лет. Выглядит она очень маленькой и такой… беззащитной, даже если выпускает колючки – от жестокости этого мира они вряд ли спасут, а вот оттолкнуть тех, кто хочет помочь, вполне себе могут.

– Кто это? – из раздумий меня выдёргивает Света.

Она кивком указывает на фотографии, развешенные в коридоре.

– Это… моя дочь. Соня.

– А где она сейчас? – взгляд настороженный, но очень проницательный и взрослый.

– Она умерла… – сердце сдавливает тисками боли. Наверное, так будет всегда.

– Моя мама тоже умерла, – будничным тоном сообщает Света.

– Давно?

– Не-а.

– Мне очень жаль… – я отношу покупки в кухню и возвращаюсь назад с перекисью водорода в руке.

– Вы её даже не знали, чтобы жалеть, – философски замечает она.

– Смерти никто не заслуживает…

– Наверное… – как-то не очень уверенно соглашается Света.

– Сейчас умоемся и обработаем твои царапины, а потом я тебя покормлю. – Веду свою гостью в ванную комнату. – Кстати, а сколько тебе лет?

– Двенадцать, – отвечает она, брезгливо рассматривая себя в огромном зеркале.

Двенадцать. Столько же было бы сейчас Сонечке.

– А выглядишь младше… – я аккуратно стягиваю с неё кофту.

– Я мелкая, но зато юркая. И меня не так просто догнать! – с гордостью сообщает Света, улыбаясь. Зубы у неё неровные и очень жёлтые.

– Свет, давай-ка мы тебя искупаем, а? – предлагаю я, ожидая кучу протестов, но глаза её загораются.

– Хорошо.

– Может, расскажешь, как ты оказалась на улице? – спрашиваю осторожно, стараясь не потревожить её душевные раны, но и не спросить тоже не могу.

– Да чего там рассказывать. Мать… умерла. Потом детский дом. А там жизнь хуже, чем на улице, – грязные джинсы летят к её ногам.

Какая же она худенькая… Можно все ребра пересчитать.

– Так ты сбежала? – интересуюсь, доставая мочалку и мыло. Запас детского мыла пылится в тумбочке – им давно некому пользоваться.

Взгляд Светы мигом меняется.

– А что? Хотите сдать меня назад?! – она пятится к двери, огромные трусы висят парусом вокруг худеньких ляжек, сплошь покрытых синяками. Моё пропущенное через мясорубку сердце сжимается от жалости.

– Нет, что ты! – я спешу её успокоить, пока она, того и гляди, не выскочила в подъезд прямо в трусах. – Я правда не собираюсь никуда тебя сдавать! Честно…

Она щурится. Явно не верит. Я её не виню. Ей досталось не мало, так что я жду вердикта, затаив дыхание.

– Тогда поклянитесь!

Просьба звучит настолько неожиданно, что я сначала даже теряюсь.

– Если тебе так будет легче… Клянусь.

– Нет, поклянитесь памятью дочери! – с нажимом требует Света, напоминая маленького зверька, попавшего в капкан.

– Клянусь… памятью Сони, что только помою тебя и накормлю!

Стоит мне произнести клятву, она сразу расслабляется. Дети такие… дети. Клятвы для них священны, хотя многие взрослые пренебрегают ими налево и направо.

Наконец, Света перелезает бортик ванны, предварительно попросив меня отвернуться. Трусы приземляются сверху на джинсы. Для себя я решаю, что этим тряпкам место только в мусорном ведре.

Покопавшись в Сонином шкафу, нахожу жёлтые лосинки и такого же цвета тунику. Моя душа, с которой осыпалось немного ржавчины, вновь черствеет, как плесневелый сухарь.