Неравная игра

Едва лишь переступив порог своей квартиры, я тут же начала претворять его в жизнь — а именно, отправила электронное письмо Стюарту Бонду, детективу лондонской полиции.

Со Стюартом я познакомилась на вечеринке два года назад — влечение оказалось взрывным и обоюдным. Переспали мы уже после второго свидания. Секс оказался выше среднего, и на протяжении нескольких месяцев я пребывала в уверенности, что встретила мужчину, с которым, возможно, готова провести остаток своих дней.

Но оказалось, что Стюарт женат и у него трое детей. Вот же сволочь!

Придя к заключению, что все мужики — козлы, я разорвала с ним отношения. Не стану скрывать, еще и угрожала рассказать его жене о нашем романе. Тем не менее удовлетворение это принесло бы мне лишь краткое, да к тому же ложное, и у меня появилась идея получше — сделать Стюарта своей шестеркой. С тех пор всякий раз, когда мне требуется информация, доступом к которой располагает лишь полиция, я посылаю ему на имейл запрос с прикрепленным одним и тем же нашим селфи — сделанным нагишом в постели. Лишнее напоминание ублюдку, что не всякую можно безнаказанно поиметь.

Сейчас семь утра, и Стюарт, скорее всего, прочитает мое послание только через час-другой. Вчера вечером мне удалось выяснить, что Уильям Хаксли машину не водит, потому круг владельцев тех двух машин на стоянке возле конюшни ограничивается больным стариком, джинсовым великаном, трупом и женщиной с синдромом Дауна.

И я очень надеюсь, что одна из них зарегистрирована на женщину. В таком случае мне не составит труда выяснить, покойница ли это или же женщина с синдромом Дауна. Почти наверняка это будет первая, поскольку среди людей с геномной патологией обладателей водительских прав крайне мало. Когда же я идентифицирую мертвую, у меня появится какой-то задел.

После кофе с тостами и десятиминутного душа я готова отправиться в редакцию.

Дни, когда журналисты массово кучковались на Флит-стрит, давно миновали. Закат прославленной улицы начался, когда в середине восьмидесятых медиамагнат Руперт Мердок переместил свои издания в район Воппинг в Восточном Лондоне. За ним последовали и все остальные центральные газеты, и теперь название былого пристанища мировой журналистики являет собой лишь символ. К моей величайшей досаде, поработать на знаменитой улице мне так и не довелось.

Покидаю квартиру и тут же жалею, что не оделась потеплее. Однако стремление поскорее добраться до редакции пересиливает страдания от холода, так что я лишь поглубже засовываю руки в карманы. До станции подземки «Килберн-парк» всего-то пять минут ходу, потерплю.

Редакция «Дейли стандарт» располагается в Белгрейвии: двадцать минут на подземке до «Гайд-парк-корнер» и пешком метров восемьсот. В общей сложности вся дорога занимает у меня чуть менее сорока минут. На машине было бы быстрее, однако собственной стоянки газета не имеет, а с заработком штатного корреспондента нечего и мечтать, чтобы ежедневно раскошеливаться на грабительские тарифы парковки в одном из самых зажиточных лондонских районов, не говоря уж о сборах за въезд в центр города.

В самом начале девятого я уже на месте, задержавшись по пути к своему кубиклу лишь у кофе-машины. Несколько коллег уже сидят за столами, однако в открытой редакционной студии пока стоит тишина. Долго она не продлится. Уже через час воздух наполнится трезвоном телефонов, гамом и стуком клавиатуры.

Включаю персональный компьютер и проверяю почтовый ящик. От Стюарта пока ничего, однако отсутствие новостей не мешает мне приступить ко второй части моего плана. Что подразумевает разговор с главным редактором, Дэймоном Смитом. Набираю его внутренний номер.

— Да, — раздается в трубке после третьего гудка.

— Это Эмма. У тебя есть пять минут?

— А волшебное слово?

«Говнюк?»

— Пожалуйста!

— У меня для тебя только три.

Он отключается.

Дэймон на два года меня моложе, а журналистский стаж у него в два раза меньше моего. Он знает это, и я знаю это — и больших оснований для взаимной жгучей неприязни нам и не требуется. В газете я удерживаюсь лишь по той единственной причине, что мой стиль ценит пара членов совета директоров. Однако, боюсь, вечно состоять в правлении они не будут, и как только я лишусь их поддержки, Дэймон почти наверняка найдет повод выставить меня за порог редакции.

Я направляюсь к нему в кабинет. Стучусь в дверь и, не дожидаясь приглашения, вхожу.

Он даже не удосуживается оторваться от монитора. Если оставить в стороне мерзкую личность Дэймона, его вполне можно назвать привлекательным мужчиной. Хотя, на мой вкус, слишком аккуратненький.

Тратить время на обмен любезностями бессмысленно, и я сразу приступаю к делу:

— Вчера я натолкнулась на одну многообещающую историю… Громкую!

— И?

— Хотела бы позаимствовать парочку стажеров для расследования.

Главный редактор наконец-то поднимает на меня взгляд, и от меня не укрывается настороженный блеск его карих глаз.

Явственно смакуя момент, он откидывается на спинку кресла и проводит ладонью по копне своих темных волос. Все это совершенно в порядке вещей: от Дэймона просто так ничего не добьешься.