Неравная игра

Послушно смотрю на снимок Терри Брауна. Было бы неправдой сказать, что он хорошо сохранился, и да, прославленный журналист определенно страдает от избыточного веса. И, что поразительно, нос у него, судя по неестественной форме, действительно по меньшей мере дважды был сломан.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но все это малоубедительно. Оба описания слишком общие.

— Сами по себе, возможно. Но этот мужик, Терри Браун, один всего лишь из двух, кто знал, что вечером тебя не будет дома. И нос у него такой же красивый, как и у того, кто заплатил нашему недоумку. Не слишком ли много совпадений, а, пупсик?

— Хорошо, давай на минуту предположим, что Терри Браун и есть Таллиман. Но это никак не объясняет, зачем ему понадобилось сжигать мою квартиру.

— Да ну? Ну как, вспомни, что ты ему говорила!

Насколько удается, прокручиваю в голове утренний телефонный разговор. Как будто ничего особенного — пока в памяти не всплывает эпизод с упоминанием имени Уильяма Хаксли.

— Он поинтересовался, стоил ли звонок Хаксли увольнения, и я ответила, что благодаря этому я вышла на кое-что интересное.

— Интересное?

— Да, я имела в виду встречу с тобой. Если бы не Хаксли, я бы никогда не познакомилась с тобой и так и не узнала, что за блокнот попал мне в руки. И про клуб «Клоуторн» тоже ничего не знала бы.

— Хм, получается, пупсик, это я во всем виноват.

— Не глупи. Это же я решила тогда не оставлять блокнот на столе в пабе. Меня предупредили, но я проигнорировала угрозу.

— Тут ты права.

— Так вот, — продолжаю я, — а потом я точно упомянула про некую улику, очень важную для моего журналистского расследования.

— И сказала, что не сдаешься.

— Совершенно верно. И как же лучше всего раз и навсегда избавиться от блокнота, а заодно и послать мне предупреждение посерьезнее, — кроме как не спалить мою гребаную квартиру?

Может, мы и подгоняем факты под версию, однако если ничего другого нет, подойдет любая соломинка.

— Ладно, Клемент, ты меня убедил. Я не отрицаю такую возможность, что Терри Браун и есть Таллиман.

— Вот и хорошо.

— Но.

— Но?

Я потягиваю чай и, пользуясь паузой, собираюсь с мыслями. На ум мне приходят несколько вопросов, которыми я и спешу поделиться с великаном:

— Предположим, Терри действительно Таллиман. И как же нам это доказать? Как-никак, мы говорим о человеке с безупречной репутацией. И с блистательной карьерой. Мы говорим о человеке, который десятилетиями занимался журналистскими расследованиями. Да он практически неприкасаемый! И уж точно не мог не замести полностью свои следы.

— Слабое звено, пупсик.

— О чем ты?

— Таллиман уже дважды использовал того паренька для грязной работы. Маленький гаденыш и есть слабое звено.

— Ты хочешь сказать, мы займемся поисками Джейдона?

— Ага. Найдем его и как следует потолкуем.

— Хм, тогда у нас две проблемы. Во-первых, как же мы его найдем? Во-вторых, мы ничего не знаем про человека, который ему заплатил.

— Он говорил, что повстречал того мужика, когда шел от букмекера на Напьер-стрит. Игроки, как правило, держатся одного букмекера — так мы его и отыщем.

— И что потом? Думаешь, он сможет рассказать больше, чем в прошлый раз?

— Есть только один способ выяснить это — отыскать говнюка и вдохновить на откровенный разговор.

Не бог весть какой план, и я по-прежнему не верю, что Терри Браун и есть Таллиман. На какие бы совпадения ни указывал Клемент, именно Терри помог мне устроиться в «Дейли стандарт», а потом годами прикрывал меня, когда надо мной сгущались тучи. Кроме того, он дружил с Эриком, а я ни за что не поверю, что Эрик сознательно связался с членом клуба коррупционеров, не говоря уж о его основателе.

Штука в том, что гнев служит мощным антидотом против здравого смысла. Даже если существует хотя бы процентная вероятность того, что именно Терри Браун нам и нужен, мне необходимо обратить свой гнев на что-то другое.

— Что ж, терять мне теперь нечего.

— Завтра же первым делом?

— Букмекеры работают и по воскресеньям?

— Не знаю.

С помощью Гугла выясняю, что на Напьер-стрит только одна букмекерская контора под названием «Тренчардс».

— Воистину, нет покоя нечестивым. Открывается в десять.

— Значит, к этому времени уже нужно быть там.

По утверждению плана Клемент пытается подавить зевок.

— Устал?

— Ага. А ты?

— С ног валюсь.

— Я сплю на диване, пупсик, а ты на кровати.

Жаль, что опьянения как не бывало. Так мне было бы гораздо проще объясниться.

— Я… Клемент, я не хочу оставаться одна. Не сегодня.

Он встает и протягивает мне руку.

— Идем.

Мы не раздеваемся. И больше не произносим ни слова. Я кладу голову великану на грудь, и он крепко меня обнимает.

Я лежу, слушая его сердцебиение, и у меня возникает чувство, что я не единственная, кто не хочет оставаться один.

26

Я просыпаюсь в пустой кровати и какое-то время совершенно не понимаю, где нахожусь. Усаживаюсь, и на меня тут же обрушиваются воспоминания о прошлом вечере. К горлу подступает тошнота — отчасти из-за похмелья, но главным образом по причине осознания, что я лишилась абсолютно всего.

Почти всего.

— Доброе утро, пупсик.