Неразменный рубль

Латышев честно оплачивал право на торговлю, потому не опасался проверяющих, но часов в десять по рядам прошлись альтернативные «хозяева» – забрали не только положенные двадцать баксов, но и один АОН. К столику скотчем был приклеен муляж (чтобы мальчишки не тырили – они тащили с прилавков все, что не приколочено, в прямом смысле), а гордый собой браток хотел подхватить вещицу непринужденным жестом. Облажался – скотча не заметил. Латышев спрашивал: «Может не надо?», но браток не поленился, отковырял муляж от столика, ломая ногти. И только потом понял, что вытащил пустышку.

– Это АОНы для лохов, – усмехнулся Латышев в ответ на выжидающий взгляд братка. – Для конкретных пацанов с деньгами я АОНы в сумке держу.

Пришлось отдать. А сосед по контейнеру, посмотрев вслед уходившим браткам, покрутил пальцем у виска:

– За такие дурацкие шутки пулю в живот получить – нефиг делать.

– Да брось. Он не понял, что это шутка.

К полудню Латышев так продрог, что не сумел толком отсчитать сдачу покупателю – пальцы не гнулись. И, в отличие от соседа, не мог даже тяпнуть сто грамм, потому что был за рулем. Чай в термосе кончился, и Латышев, улучив минуту, сбегал в разливуху – погреться и выпить кофейку с холодным черствым пирожком. На обратном пути видел, как братки сцепились меж собой, пальнули раза два в воздух – толпа прянула в стороны, сминая продавцов вместе со столиками, кто-то дурным голосом заорал «Ложись», и многие послушались, падая в грязь.

Под конец дня Латышев подсчитал доходы – неважно выходило. Но все равно больше, чем мама зарабатывала в месяц. Она тут вздумала взять еще и ставку уборщицы – стоило большого труда убедить ее в том, что это ну никак не поможет семейному бюджету. Лучше бы с внучкой сидела…

Паршивый оказался день. У соседки – наемной продавщицы, студентки – срезали поясную сумку с дневной выручкой. Она ревела – еще бы, ей теперь полгода бесплатно работать. Латышев часто встречал здесь плачущих женщин: украли, кинули, развели… Женщин он особенно жалел – наивных, которые не понимали, куда суются. Потому никогда не брал на рынок жену, хотя она была бы рада ему помогать.

И когда он собирался запирать контейнер (сосед уже уехал), а толпа давно схлынула, к Латышеву подкатил мужичок в засаленном петушке и потертой куртке. Мелкий такой, суетливый. И с желанием похмелиться на лице.

– Слышь, парень, купи у меня кой-что, – мужичок заглянул в лицо снизу вверх, по-собачьи. Но Латышеву почему-то померещилась странная хитринка у него в глазах.

– Вали отсюда, – огрызнулся Латышев. – Достали…

– Я серьезно. Во, погляди, – он полез в карман, в котором зазвенели монеты (Латышев уже и забыл, что деньги могут быть не только бумажными), и выудил юбилейный советский рубль. – Во, сто двадцать лет со дня рождения Горького!

– Потрясно. Даже доллара не дам.

– Погоди. Это не простой рубль, а неразменный. Можешь его хоть тыщу раз продать, а он обратно к тебе вернется. А стоит он три бакса. Вот и считай…

– Три бакса он не стоит, – Латышев вдруг развеселился. – И что же ты за него хочешь, пропащий бес?

– Не, я не бес. Пропащий – это ты верно заметил. Но не бес. А хочу всего ничего – пятьдесят баксов.

– И много ты за день неразменных рублей продаешь? – спросил Латышев, усмехаясь.

– За выходные – штук пять или шесть, если повезет.

– Неплохо. И где ты их берешь?

– Все честно, не думай. Знаешь, наверное: если в полночь выйти на перекресток и принести дохлого черного пса, то черт обменяет его на неразменный рубль.

– Да не может быть! – рассмеялся Латышев.

– Что ржешь? Знаешь, сколько тут собак вокруг рынка бродит? Вот я и наладил… обмен, так сказать. А чё? Душа уже пропала, чего теряться?

– Так ты мне его продашь, а он к тебе назад вернется? Так, что ли?

– Не, все честно. Я тебе дарю рубль, а ты мне – пятьдесят баксов. Никакой продажи.

– Договор дарения кровью не надо подписывать?

– Ни-ни… За все… уплочено. Так как? Возьмешь?

– Неа, – ответил Латышев. – Но идея интересная.

Это тебе не тушенка из стратегических запасов…

За квартал от поворота к дому образовался затор – проспект перекрыли вроде как из-за аварии. Машин было не много (суббота), потому, наверное, гаишники и не спешили. Латышев постоял немного в надежде, что объезжать не придется, и даже вышел поглядеть, что к чему. Надежда оказалась напрасной: посреди перекрестка толпились милицейские жигули и скорые, а на носилки грузили то, что соскребали с асфальта – похоже, тут взорвалась машина с изрядным числом пассажиров. Люди гибнут за металл? В последнее время это стало даже привычным… Латышев присвистнул и хотел вернуться к своей «копейке», как вдруг заметил припаркованную у перекрестка двадцать четвертую «Волгу», а возле нее – грузного человека в сером пальто и шляпе. Тот просто стоял и смотрел, опустив руки в карманы.

Он ни во что не вмешивался. Он только наблюдал.

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора и фотографии автора.