Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)

Джеймс хмуро изучал «ангельский» взгляд Джека Воробья, ища в нём хоть толику подозрительности. Джек меня не удивил. Я бы, скорее, удивилась, если бы он ушёл. Я давно пришла к выводу, что не из доброты душевной капитан Воробей нанялся нам в проводники. А подозрительность Джеймса пугала не на шутку: уж не остров ли он собрался делить?

И всё же Джеймс вспомнил о манерах и о пиратском приличии и, не сказав ни слова, поспешно вернулся на «Странника». Я несколько замешкалась, провожая внимательным взглядом бочонки, что матросы Джека с притворной лёгкостью спускали в шлюпку. В то же время мне хотелось найти хоть какое-то предположение, зачем Джеку остров Креста. Но кэп не давал поводов усомниться в своей честности: словно и забыв о моем присутствии, Джек снабжал матросов, идущих на берег, ценными указаниями. Окинув меня быстрым взглядом, как бы только заметив, Воробей, не глядя, остановил Гиббса и отправил его вместе с людьми из команды на берег: «чтоб поживее управились и до заката убрались отсюда». Мне же внимания не уделили вовсе. Не солоно хлебавши я ступила на палубу «Странника» и разочаровалась ещё больше. Капитан Уитлокк не разделял спешки капитана Воробья. На берег он решил сойти с рассветом и немедленно приступить к поискам. Я справедливо заметила, что с проводником, человеком, хотя бы частично знающим остров, пришлось бы куда легче. Но мои намёки Джеймс намеренно пропустил мимо ушей.

Пока команда «Странника» выполняла рутинную работу, а капитан составлял план «вылазки на остров», я коротала время, повиснув на планшире правого борта. Шлюпка с «Жемчужины» резво добралась до берега. Три долговязые фигуры, подгоняемые четвёртой, более упитанной, несколько минут провозились у кромки воды, бочки забрались на их загорелые спины, и отряд стремительно пересёк неширокую полоску песка, а затем джунгли спрятали его от моих глаз. Забавно, думала я, в прошлый раз всё началось с острова, бочек с водой и трёх разговорчивых матросов. И сейчас меня не покидало чувство чересчур реального дежавю. Я, усевшись на пушку, подпёрла подбородок руками и утонула взглядом в сочной зелени. Краем глаза я видела трепещущие заплатанные паруса «Жемчужины». Мысли бродили в затягивающей трясине ностальгии, и невольно всплывали обрывки прошлой истории. Теперь, гораздо сильнее, чем раньше, она казалась сказкой. Наверное, так бывает, когда сталкиваешься с иным началом. Уж куда лучше всё складывалось в прошлый раз, точно кто-то нарисовал волшебную дорожку, что привела меня прямо к Джеку. А сейчас моя тропинка петляла, петляла, ходила вокруг да около и терялась в непонятном грядущем облаке. И что самое обидное ─ я в этой ситуации оставалась беспомощной куклой, от которой ничего не зависело. Да, и, честно признаться, мне не хотелось быть причастной ни к чему, что уводило меня дальше от капитана Воробья и «Жемчужины». Тут эгоистичность брала верх.

Вскоре на палубе стало скучно. Матросы «Странника», управившись с делами, разошлись, на берегу лишь лениво помахивали листьями пальмы. В кои-то веки мне захотелось поговорить, но Барто ─ мой обычный собеседник ─ чем-то занялся на нижней палубе, и в моём распоряжении остался Уитлокк, спрятавшийся в своих апартаментах.

─ Что-то произошло? ─ тихо и даже как-то равнодушно поинтересовалась я. Джеймс и глаз не поднял. ─ Чем ближе остров, тем мрачнее ты становился. Теперь и вовсе заперся в каюте с этой… заплатой. В чём дело?

─ Мне не нравится эта затея. Не нравится, что мы в ней участвуем. ─ Джеймс покачал головой.

Я неровно выдохнула и примостилась на скамье у иллюминатора. На море опустилась кромешная тьма, но на западе, исчезая, ещё светилась желтовато-оранжевым тонкая полоска, опоясывающая горизонт. В каюте тишину нарушал лишь равномерный полушёпот-полускрип досок на потолке. Последние отсветы солнца сползли за горизонт, и увереннее замерцали бриллианты звезд. Я вспомнила свою бабулю: каждый раз, когда я сомневалась в необходимости или желании что-то делать, она говорила: «Ну и правильно. Ну и не делай». Но говорила она это так, что какие бы то ни было сомнения исчезали, и оставалось только всей моей душой ненавистное «надо».