Нерентабельные христиане. Рассказы о русской глубинке

То есть ничего в принципе нового нет: обычная надоедливая, назойливая, не в меру ретивая и не то чтобы тактичная бабулька – когда-то чуть ли не основная беда многих приходов, сейчас таких меньше. Они, видимо, не количеством, а качеством берут. Мы, слыша очередные детские жалобы, нет-нет да и поругивали это качество и ее обладательницу.

А тут у нас несчастье случилось: шурин попал в страшную аварию. Слава Богу и врачам, молитвам всех близких и дальних, выжил. Но пока лежал в больнице, и до выписки еще было далеко. Травмы слишком серьезные. Приход у нас не из «бумажных»: люди друг друга знают, на службы ходят осознанно, даже хор молится – сам видел. «А раз знаем друг друга, то давайте, дорогие братья и сестры, помогать тем, кто в этом нуждается. – Это священник обратился к прихожанам, рассказывая о нашей беде. – Сейчас одному из наших и его семье много что требуется – так давайте поможем не только молитвой. Я по опыту знаю, от многих людей слышал, что, когда помогаешь кому, и молитва у тебя лучше становится. Больной наш, – говорит, – лежит, и долго еще лежать будет. Очень нужны всякие простынки, подгузники – в общем, то, без чего лежать совсем грустно будет. А стоит все это будьте-нате. Давайте поможем».

На следующий день звонит (мы теперь ежедневно общаемся): так и так, вы бы зашли – надо простыни и все это дело передать. Прибегаем, он нам вручает огромный пакет: «Вот, бабуля одна принесла. Да вы ее знаете – все время вокруг подсвечников бегает. Она мне сказала, что за мужем-инвалидом ухаживает, и уж чего-чего, а этого добра у нее навалом. Про вас услышала – вот и нате вам подарочек. Привет нашему болящему от нее. Говорит, что теперь всегда молится. Завтра созвонимся, а на выходных поедем причащать».

Тащим мы этот пакет, и как-то очень не хочется вспоминать про мультик. Понятно, что вспомнили, но уж с каким стыдом! Выходит, осуждал ты человека годами, морду от него воротил, посмеивался – получи-распишись за улыбочки. Он тебе доброе дело в благодарность за все за это: больничных запасов надолго хватит. Жена задумчиво так: «И кто из нас жаба? Похоже, мы почище всяких жаб получаемся. Мы даже не земноводные. Мы – рептилии, вот».

Я не хочу, да и не имею никакого права, читать благочестивые нотации, назидательно морщить нос и вещать читателю о вреде осуждения – эту скучную процедуру я с детьми проделаю. Бедные! Моя задача – рассказать о стыде, который приходит в душу после доброго ответа на осуждение. Очень христианского ответа. Да и в стыде есть польза, если вдуматься. Напоминает простейшие правила нашей «таблицы умножения». Спасибо.

Как отец Константин не читал нам мораль

Думаю, каждый оказывался в крайне неприятном положении, когда приходилось употреблять неимоверные усилия, чтобы хоть попытаться сохранить спокойствие и доброжелательность в храме в случае, если вдруг раскричится-раскапризится какой-то ребенок, которого ведут или несут к Причастию. Нервничают и волнуются все: и священник, и бедные родители, суетятся и толкаются окружающие. А ребенок не просто капризничает – он орет просто. Руками-ногами сучит, вырывается и снова орет, будто и не он это вовсе. Насильно подводить к Чаше – какое уж тут благочестие…

Можно родителей обвинить, можно посетовать на духоту и сутолоку, можно найти еще тысячи причин такому поведению, не упустив при этом возможность вслух или про себя прочитать мораль о том, как нужно вести себя не только в церкви, но и в жизни вообще, чтобы подобного не было. Иногда, когда мораль прочитать очень уж хочется, мы останавливаем себя воспоминанием из давних уже времен, слава Богу, ушедших.

Закат советской эпохи, когда в большом городе в лучшем случае было открыто два храма. Можно себе представить, сколько людей собиралось в церкви по воскресным и праздничным дням. «Яблоку негде упасть» – тут не фигура речи, а печальная действительность. И духота была действительно ужасной: обмороки – обычное явление. Странные люди в штатском и с пристальным взором у входа. Толчея у «ящика». Очередь к исповеди. Сутолока у амвона.

И вот тут-то, во время Причастия, один ребенок разошелся так, что нынешние капризы – негромкий лепет. Не просто орет – верещит. Брыкается, кричит, вырывается. Товарищи в штатском у входа весьма оживились. И, конечно, нервные прихожане. Ужас что творилось.