Нерешенная задача

Они сидели вдвоем на тахте перед окном и так и не отошедший за ночь от потрясения господин Полани расхаживал взад и вперед перед ними, не зная с чего ему лучше начать свою экзекуцию.

Миррано ничего не понимал, но понял, что Хелен что-то натворила, так как поглядывая сбоку на супругу, видел, что она пребывает в совершенно помятом виде, да к тому же еще и виноватым выражением лица.

Восклицания, ходившего взад и вперед господина Полани ему были поначалу не слишком понятны.

— Какая рогатка? — спрашивал он. — Кто с рогатки?

Отец Хелен встал напротив дочери как вопросительный знак и потребовал, чтобы она отправила письмо мадам Хевеши с извинениями за свое поведение.

— Так я не понял, кто стрелял в мадам Хевеши? — переспросил Миррано.

Ему никто не счел нужным ответить и он с подозрением сбоку поглядывал на Хелен.

Хелен с твердостью заявила:

— Не буду.

— Ну, тогда можете считать, что мой вам бессрочный кредит закрыт! У меня не может быть дочери, которая так меня позорит перед дорогими для меня семьями. Это цвет общества и сейчас весь Будапешт будет разводить сплетни о произошедшем и поверь мне, это будет все преувеличено в десятки раз. И вы, ваша семья больше не сможет показаться ни в одном приличном доме!

Миррано озадачено хмыкнул.

— Вы мне можете подробно рассказать, что все-таки произошло?

И тогда господин Полани уставился уже на него вопросительным знаком.

— Подробности ты расспросишь у своей супруги, когда я уйду. А я хочу тебе задать вопрос. Зачем вы своим детям даете в руки рогатки?

— Да какие, черт-побери рогатки? — все спрашивал Миррано. — Да, я часто нахожу в нашем доме рогатки, но я тут причем?

— Так это не ты приносишь сюда их? — теперь уже задала ему вопрос Хелен.

— Рогатки? Детям в полтора года? — переспросил Миррано. — Я все время задавался вопросом, откуда они берутся в нашем доме?! Так я не понял, кто стрелял в мадам Хевеши?

Все молчали и Миррано вдруг осенило. Он уставился на свою супругу и выражение лица было полно недоумения. Изредка он похихикивал, но тут же становился совершенно серьезным. Он так себя и чувствовал. Его рука потянулась почему-то к вискам, и он их стал старательно массажировать, и между этим занятием, к нему подкатывал снова и снова нервный смешок.

— Да… кто-то взрослеет вместе со своими детьми, а кто-то одетинивается!

Господин Полани уехал, так ничего от них, не добившись и пригрозил лишить своего участия в финансировании их семьи.

ГЛАВА 64

Анни оправилась и теперь все время пропадала на заводе. Она очень быстро вникала во все. Управляющий, господин Бугатти не ожидал. В те времена и помыслить было невозможно, что женщина может править, стоять во главе какого-либо учреждения, что-то решать и за что-то отвечать. Он долго свыкался с этой мыслью и иногда сам себе не верил. Но Анни не задавала глупых вопросов и не принимала легкомысленных решений. Её пытливый ум проникал во все тонкости и нюансы работы завода. Он думал, что она довольствуется только еженедельным докладом о работе производства, отчете о прибылях и убытках, но ошибся. Хорошо отлаженная работа во всех сферах производства, еще графом фон Махелем, пока еще не давала сбоя, но она старалась вникнуть в сам производственный процесс и просила сразу же документальные схемы, подтверждения теории наглядностью, а потом просила и не однократно, проводить господина Бугатти её в цеха, чтобы он объяснил это в деталях и на практике. Все видела, запоминала, анализировала. Он просто восхищался этой женщиной. И как бы он не прогонял прочь от себя её образ, он невольно становился её рабом и думал о ней каждый день. И с некоторых пор, её появление на производстве, для него стало как наркотик. Он ждал, он торопил время, когда она приедет и везде следовал за ней как тень. Верный семьянин, он попал, как в капкан собственных чувств. И ничего с этим нельзя было поделать. Эта женщина сводила с ума, потому что в ней непостижимым образом сочеталась мужская логика и предприимчивость, математический склад ума и утонченная женственность. Всеми своими движениями, порывами, эмоциями и поведением, она была сама женственность, изящная и хрупкая. И он, глядя на неё, все время ловил себя на мысли, что её худенькие плечи с трудом выдерживают свалившуюся на неё обузу и так хотелось мгновенно подставить свое плечо, принять на свою грудь всю масштабную махину вращающегося колеса работающего производства со своими проблемами и вопросами. Совершенно не совершая попыток проявить свою женскую силу, магнетизм, обольщение и кокетство, она подчиняла тем не менее им мужскую волю. И теперь ей даже и бояться не стоило и сомневаться в честности ведения дел управляющим завода её умершего супруга графа фон Махеля. Он готов был сделать для неё все и дальше больше. Но больше всего он боялся признаться сам себе и ей в своей к ней любви. Он старался на её благо, и рядом с ней, находил смысл своей жизни.