Войцеховский отошел к окну. Ани не устраивала истерик и в её взгляде был даже испуг и у него просто не шли слова, что-то не пускало. Стало неловко и стыдно.
— Все это так глупо …невыразимо глупо — только проговорила она, сердцем произнося эти слова, даже не до конца понимая, откуда, из каких глубин рождал их её мозг и поспешила покинуть ванну. Дальше она одевалась, словно её кто-то гнал из номера.
Когда Войцеховский вышел вслед за ней и стал, пытаясь что-то сделать, чтобы она не торопилась и остыла, но она металась по комнате так быстро, увиливая от него, и уже через десять минут была собрана в дорогу, но он преградил ей путь.
— Ани. Ничего не стоит твоих выводов. Все это ничего не значит и не торопись принимать решения. Я даже не помню, как имя этой женщины, — он ударил ладонью себя по лбу. — Я даже смутно помню как она выглядит… — и очень сильно стараясь находить более убедительные слова — Ани, но я же южный человек и ты это знала… …не будет мужчина долго обходится без этого… … Это только для тела, ничего больше!
Она пристально смотрела ему в лицо и стала настолько серьезной, словно ей предстояло принять решение у операционного стола, от которого зависела жизнь пациента. Но она не перебивала его. Из веселой, хрупкой, трогательной женщины, она моментально превратилась в строгого судью. Он уловил это все и его машинальный жест, заложить руки в карманы, выдал в нем состояние обреченности.
Некоторое время они оба молчали, вопросительно всматриваясь в лица друг друга и потом Ани первая произнесла опять эту фразу. — Так все глупо. Я очень глупа.
Войцеховский спросил зачем-то:
— Почему?
— Притащиться за тобой в Америку, чтобы гонять твоих ночных спасительниц от воздержания — Я не буду! Может все это и можно объяснить, но только не сейчас. Сейчас я быстро уеду и буду решать, что с этим делать!
И …как бы плачевно все это не было, но Войцеховский усмехнулся, чем начал будить в женщине сдерживаемые силой воли эмоции. Она только приподняла бровь и сквозь зубы процедила свой вопрос:
— Тебе смешно?
Он утвердительно покачал головой и даже пожал плечами:
— Ани, я никогда не мог понять, как в одной женщине могут уживаться такие противоречивые качества! Необыкновенная женственность, граничащая с беспомощностью и стремление принимать решения — а это уже сугубо мужская прерогатива. Ани! Не надо принимать никаких решений, в моем сердце только ты, а все остальное — это попытки сбросить груз дневных забот, ну если хочешь, мужская потребность, вот и все!
Она сделала шаг на встречу, и вся её энергия сейчас была направлена на то, чтобы поскорее исчезнуть из этого номера и из города, с которым у неё уже на всегда будут мрачные ассоциации. Но он опять удержал её попытку.
Она уперлась ему в грудь свободной рукой, так как в другой держала саквояж и попыталась его оттолкнуть. Безуспешно. Слезы стояли в глазах, но она настолько мобилизовалась, что так и не позволила им выплеснуться наружу. В данный момент злость была сильнее обиды и это делало её более решительной. А может то, что они настолько сильно ругаются уже второй раз и она научилась с этим справляться!? Он обхватил её за талию, и она предприняла не успешную попытку еще раз его оттолкнуть. Когда не получилось и она почувствовала, что сила воли начинает оставлять её, она просто взмолилась:
— Отпусти. Сейчас я должна уехать, потому что, как и каждой женщине, мне хочется устроить скандал, от которого всем будет только хуже, а мне еще и стыдно. Ты пойми, чтобы ты сейчас не делал, моя душа тебя не принимает! И даже не смей за мной ехать на вокзал! Я все сама. Позволь мне хотя бы уйти спокойно… и уважать себя.
Он посмотрел на неё так, словно увидел некое чудо. Она была во всем права, и он это признал для себя. Еще немного колеблясь, он все-таки отстранился. Ани стремительно покинула номер и только на улице, когда она села в экипаж, слезы прорвали свою плотину, она с силой прижимала руки ко рту, чтобы её никто не услышал и слава Богу, она смогла взять снова себя в руки, когда прибыла на вокзал. Дорога домой, в Нью-Йорк, показалась ей сущим адом на колесах!
ГЛАВА 119
Бетси отправляла Билли с Джо в пансион, когда подъехал экипаж к воротам их владения. Ани ожидали чуть позже, к завтрашнему утру. По лицу хозяйки, она поняла, что случилось не ладное. И лишь только она встала на дороге перед Ани, та с такой чувственностью обняла её за плечи, что Бетси перепугалась окончательно, значит дела у них совсем плохи.
А Ани так хотелось участия. Всегда, когда происходило что-то неприятное, она особенно остро ощущала, насколько вокруг все чужое и она пол жизни отдала бы, чтобы оказаться сейчас в Будапеште, как будто воздух Родины затягивал раны и исцелял душу. Уже в доме, когда они остались с Бетси одни, Ани сказала: