Нерон. Император Рима

В результате Агриппина приняла решение, действуя прямо и не отклоняясь от намеченной цели, воспитать своего сына как второго Августа, лидера нравственной реформации, которая вслед за очевидным и неотвратимым крахом существующего порядка с триумфом возведет его на трон. Следуя своим амбициям, она не согласилась бы на меньшее. Ее сын должен стать следующим императором, если только Клавдий проживет достаточно долго, чтобы дать Нерону вырасти и стать мужчиной. Старательно и даже жестко Агриппина готовила своего сына к роли будущего реформатора. Она полностью контролировала его жизнь и в то же время обращалась с ним так сурово, что породила в нем благоговейный страх, который он так никогда и не смог преодолеть.

Сдерживая склонности, присущие ей от природы – психически рассудочной и бессердечной, но чувственной, – Агриппина, демонстрируя свою добродетель, представала перед теми, кто ее окружал, с твердым холодным бесстрастным лицом с тонкими губами. Внутри она могла сгорать от неудовлетворенной страсти, нереализованного честолюбия, с трудом скрываемого обожания и преданности маленькому сыну и бессильной ненависти к тем, кто ему угрожал, но внешне была спокойной целомудренной молодой вдовой, ведущей жизнь, до которой не могли дотянуться злые языки.

Так, по крайней мере, можно бы описать характер Агриппины, пытаясь примирить ее положение как столпа благопристойности с ее шокирующей моральной репутацией. Ясно, что внешне она выглядела благочестивой и целомудренной. Тацит пишет, что ее манеры были степенными, холодными и демонстративно добродетельными, и в публичных речах ей приписывали незапятнанную чистоту и строгое высоконравственное поведение. Вместе с тем, как мы видим, она привнесла в императорский двор суровую простоту и преследовала людей, обвиняя их в безнравственности. Но в то же время мы не можем забывать, что она принадлежала к печально известному семейству, была партнершей своего брата-извращенца и кузена-сластолюбца, соблазнительницей и, возможно, убийцей Криспа, любовницей по меньшей мере еще двух мужчин и, в конечном счете, злодейкой. Должно быть, она была страстной, своевольной и в то же время строгой, твердой и подчеркнуто респектабельной. Однако эти противоречия, возможно, станут объяснимыми, если вспомнить, что члены распутных от природы семей с необузданной склонностью к безнравственности и порочности часто становятся самыми нетерпимыми оппонентами этих склонностей в других. Среди женщин нет более строгой пуританки, чем отвергнутая грешница.

В 47 году, когда Нерону было почти десять лет, произошел несчастный случай, вызвавший у его матери одновременно радость и ужас. В честь восьмисотлетия основания Рима в городе проходили традиционные Троянские игры, в ходе которых два отряда всадников, состоявшие из мальчиков благородного происхождения, изображали битву. Игра была опасной, и так часто приводила к серьезным травмам, что после того, как один из мальчиков остался инвалидом на всю жизнь, Августу пришлось ее запретить. Однако позже игру возобновили. В данном конкретном случае один из отрядов, конечно, должен был возглавлять сын императора Британник, которому на тот момент исполнилось шесть лет. Возглавлять второй устроители игры, к большой тревоге Агриппины, выбрали Нерона.

В то время мать часто рассказывала Нерону, как его легендарный предок Юлий Асканий, сын Энея и основатель дома Юлиев, сражался на равнинах Трои. В той имитационной битве рыжеволосый мальчик, гордый своим предком и вдохновленный одобрительными криками огромной толпы зрителей, повел себя очень храбро и решительно. Галопируя по площади и размахивая своим игрушечным мечом, он практически смешал Британника с грязью. По окончании сражения Нерон заслужил бурную овацию, а его кузена практически не замечали.

Клавдий был слишком беззаботным и спокойным, чтобы как-то особенно переживать из-за такого обхождения с его сыном, но Мессалину это взбесило. Учитывая ее все возрастающее безрассудство, которое теперь почти так же часто подталкивало ее к убийству, как к случайному адюльтеру, она, вероятно, предприняла бы еще одну попытку убить Нерона, если бы не внезапно обрушившееся на нее несчастье, о котором будет сказано в следующей главе.