Нерон. Император Рима

В результате они попросили ее остаться, и она, эта женщина с твердым суровым лицом, которая с помощью интриг, а возможно, убийства вознесла себя к высотам власти, любезно согласилась сделать это. Агриппина думала только о том, как продвинуть своего сына, и его взросление, за которым она пристально наблюдала, вызывало единственное теплое чувство в ее холодном сердце. Через него она надеялась обеспечить себе власть. Теперь было бы нетрудно привлечь к нему внимание императора с тем, чтобы, в конце концов, обеспечить ему императорский трон. На пути у него стоял только нездоровый Британник. Но его как сына недостойной Мессалины можно будет постепенно опорочить или устранить совсем.

Все ее планы зависели от двух вещей. Во-первых, необходимо, чтобы Клавдий жил, пока Нерон не достигнет возраста, когда сенат сможет признать его императором. Во-вторых, самого Нерона нужно с помощью самого сурового воспитания превратить в подобие второго Августа – образца молодого мужчины, хранителя древних традиций Рима. Только в таком обличье он мог бы быть принят народом, который так устал от скандалов.

История не говорит определенно, что Агриппина сразу переехала во дворец. Однако можно предположить, что это было так на основании заявления Тацита, согласно которому теперь она постоянно входила и выходила в апартаменты дяди и вскоре начала оказывать на него влияние, практически как его жена. Ее главный враг был мертв, и она уже держала в руках свою победу. Впервые за долгие годы Агриппина вздохнула свободно. Таким образом, маловероятно, что она ограничилась бы чем-то меньшим, чем жизнь под одной крышей с дядей, которого она намеревалась подчинить своей воле.

Глава 5

49 год, женитьба императора Клавдия на матери Нерона. Обручение Нерона с дочерью Клавдия Октавией. 50 год, усыновление Нерона Клавдием

Нельзя сказать, была ли теперь демонстрация твердых моральных устоев и пуританского отношения к соблюдению приличий, которые в этот распутный век так ярко характеризовали Агриппину как сторонницу суровой старой римской школы, исключительно политической позой, или отчасти это было веление ее холодного, властного ума, одержавшего победу над чувственной натурой. Агриппина определенно понимала важность нравственной порядочности в данной ситуации. И все же демонстрация такого поведения и даже нечто более глубокое, вероятно, было вызвано, как мы уже говорили, ее отвращением к дурным порокам ее брата Калигулы и позднее к мерзостям придворного общества в целом, в особенности к тем, в которых участвовал ее главный враг – Мессалина. От ужаса, а затем от ненависти Агриппина надела личину самой строгой добродетели, стремясь как можно сильнее контрастировать с развращенностью ее врагов. Но, как в случае вулкана с покрытой снегом вершиной, под этой личиной таился неистовый пожар, который в конце концов вырвался наружу, и невозможно сказать, была ли ее сдержанность в период триумфа действительно вызвана неприязнью и отвращением к распущенности светских кутил или всего лишь политической хитростью.

Те, кто считал ее целомудрие фальшивым, позднее заявляли, что вскоре после переезда во дворец она вступила в тайную любовную связь с Палласом, самым привлекательным из тех троих, кто управлял империей от имени Клавдия. Но эта история, вполне возможно, основана на ошибочной интерпретации ее дипломатичной сердечности в отношении этого невероятно богатого и могущественного человека, отвечавшего за личную казну императора. Стоит упомянуть, что Паллас был братом Феликса, прокуратора Иудеи, к которому однажды в качестве пленника привели святого Павла. Большое уважение, которым он пользовался, можно объяснить и тем, что он поочередно был женат на трех дамах царских кровей – Друзилле, правнучке Антония и Клеопатры и, следовательно, кузине самого императора, правнука Антония и Октавии; еще одной Друзилле, сестре царя Ирода Агриппы II и вдове царя Эмесы; и третьей принцессе, имени которой мы не знаем. С учетом этих фамильных связей и того факта, что теперь Паллас объявил себя потомком царей Аркадии, вполне вероятно, что Агриппина считала его подходящим объектом для соблазнительных предложений, независимо от того, намеревалась ли она доводить эти предложения до реальных результатов.

Светоний сообщает, что Агриппина делала непристойные посылы и самому Клавдию, «пользуясь тем, что их близкие родственные отношения допускали поцелуи и нежности, способные разжечь в нем страсть». Тацит пишет практически то же самое. Однако верить этим утверждениям означало бы безосновательно отвергать альтернативную возможность, а именно, что такое нежное отношение вполне могло быть вызвано бурной радостью Агриппины, которой наконец удалось утвердиться в качестве сиделки, домоправительницы и компаньонки несчастного императора.