Тогда, внутренне торжествуя, но внешне сохраняя невозмутимость, она сказала троим вольноотпущенникам, что принимает возложенные на нее судьбой обязанности, и дала им разрешение предложить императору жениться на ней. Однако поначалу эта идея не захватила Клавдия. У него вызывала интерес и невероятно льстила его тщеславию мысль о том, что он способен пробить брешь в хваленой добродетели своей племянницы, но сделать ее своей женой в нарушение закона об инцесте было совсем другое дело.
Вместе с тем в определенных аспектах это предложение его привлекало. При его болезнях Клавдий не мог предаваться главной страсти своей жизни – погоне за женщинами – и чувствовал, что понимающая и не слишком требовательная жена осуществила бы его давнишнее желание. Агриппина явно считает его неотразимым, говорил себе Клавдий, и вместе с тем она не слишком темпераментна. Она спокойна, тактична и благоразумна. Она не станет насмехаться над его немощью, как это делала Мессалина, не станет причинять ему боль, крутя романы с другими, более дееспособными мужчинами под самым его носом. Она будет преданно защищать его честь и оберегать его от неуважительного отношения, с которым теперь нередко сталкивался император.
С другой стороны, Агриппина, несомненно, была женщиной волевой, и Клавдия совсем не привлекала мысль, что его станет муштровать умная энергичная жена. Он гордился тем, что ему удалось преодолеть ее пуританскую щепетильность, но понимал, что ее внешняя показная добродетель, которой он не смог бы придерживаться, осталась незатронутой тем, что скрытно от чужих глаз она уступила его похоти. Клавдий не питал склонности к строгостям традиционной римской жизни. В разумных пределах ему нравился беззаботный образ жизни греков, который привнес император Калигула. Он любил изысканную еду и опасался, как бы Агриппина не оказалась предпочтительницей простой стряпни. Он любил напиваться, а Агриппина практически всегда оставалась трезвой. Он любил окружать себя хорошенькими женщинами и веселыми мужчинами. Ему нравились непристойные шутки и выходки низкопробных театральных комиков, Агриппина же могла бы возражать против подобных вещей.
И потом, еще этот ее мальчик, юный рыжеволосый Нерон, для которого императору предстояло бы стать отцом в ущерб интересам его собственного сына Британника. Впрочем, независимо от того, женится он на ней или нет, Агриппина в результате обяжет его признать Нерона потенциальным наследником трона, что в конце концов будет еще хуже, поскольку Британник определенно слишком болезненный.
Так и не сумев прийти к окончательному решению, Клавдий сказал, что подчинится желанию сената. В связи с этим Агриппина обратилась за помощью к некоему Вителлию, который был в Риме сенатором, потом консулом и теперь цензором, а по характеру льстецом и готов был сделать что угодно, лишь бы втереться в доверие к новой хозяйке дворца. Любопытно, что в свое время он являлся прокуратором Сирии, и именно ему выпало сменить непопулярного Понтия Пилата, занимавшего эту должность, когда судили и распяли Иисуса Христа.
Вителлий пошел к императору и спросил, действительно ли он намерен подчиниться воле сената и народа в вопросе о женитьбе. На что Клавдий ответил утвердительно. Он заметил, что и сам не более чем часть народа, и потому всегда строго соблюдал все положения закона, и формально его место может свободно занять любой гражданин, который будет провозглашен императором. Получив такой ответ, Вителлий попросил Клавдия оставаться во дворце, а он тем временем поставит вопрос на рассмотрение сената. После этого он направился в вышеозначенное собрание. В сенате как раз проходило заседание, и Вителлий, прервав дискуссию, попросил разрешения немедленно обратиться к собравшимся с вопросом чрезвычайной важности.
Свою речь он начал, сказав, что непосильный труд по управлению страной стал бы для императора значительно легче, если бы он снова женился, но задача выбора жены – сложное дело, ибо нужно найти даму, которая сочетала бы в себе благородное происхождение, незапятнанную чистоту и определенные доказательства того, что она не бесплодна. Какую высокородную даму они могли бы назвать, спросил он, чтобы она представила доказательства своей фертильности, не скомпрометировав себя с точки зрения строгой нравственности? Затем он обратил внимание сенаторов на вдовую Агриппину, чья добродетель была хорошо известна, чье прекрасное происхождение не знало равных и которая определенно не была бесплодной, поскольку уже подарила миру сына. Конечно, добавил Вителлий, для Рима стала бы новшеством женитьба дяди на своей племяннице, но в других странах это обычная практика, и к тому же это не запрещено никаким писаным римским законом. В конце концов, когда-то браки между кузенами тоже считались незаконными, но теперь они общеприняты, и, если сейчас легализовать женитьбу дяди на племяннице, это уже очень скоро станет обычным делом.