Нерон. Царство антихриста

Это зрелище должно было понравиться плебсу, заставить снова проникнуться к Нерону доверием, которое пошатнулось из-за недавнего бедствия. Мужчин и женщин с детьми на руках одели в шкуры хищников, запятнанные кровью. Запах привлечет выпущенных на арену диких псов, которые будут рвать несчастных в клочья. Я видел, как нагие женщины своим телом старались прикрыть младенцев от звериных клыков.

На следующий день их начали прибивать гвоздями к крестам. Петр, ученик Христа, попросил, чтобы его распяли вниз головой, — в знак смирения. Он не хотел быть заподозренным в стремлении уподобиться своему Богу.

Я смотрел на это, окаменев. Каждое следующее действие приносило жертвам все более изощренные страдания.

Однажды под вечер, когда солнце уже садилось и под распятиями развели костры, выяснилось, что тела жертв обмазаны смолой, чтобы они ярче горели и освещали сады Нерона, заполненные простым людом.

Император, в костюме возничего, крепко держа поводья своей квадриги, окруженный августианцами, неронианцами и конными германцами, шагом проезжал по садам. Его улыбающееся одутловатое, блестящее от пота лицо ярко освещали факелы из человеческих тел. Они горели, слегка потрескивая.

Запах этих костров пропитал воздух всего Рима.

Живые светильники озаряли сады и обелиск из Гелиополиса, перенесенный сюда, в самый центр города, в сердце империи, которая казалась мне теперь более жестокой и бесчеловечной, чем любое, самое варварское королевство Азии.

Последующие дни были еще страшнее. Рабы насиловали на арене нагих женщин с помощью гигантских горящих фаллосов. Других, как телок, подставляли под разгоряченных быков с трепещущими ярко-красными членами. Некоторых женщин нагими привязывали к рогам быков; говорили, что этого потребовал сам император, чтобы напомнить о судьбе, постигшей Дирку, жену Лика Фивского.

В этом был весь Нерон: утонченность в пытках и любовь к Греции, к ее богам, легендам, играм, театру. Жестокость рука об руку с прекрасным.

Я наблюдал за ним. Он наслаждался: все происходящее было для него зрелищем, спектаклем, постановкой из жизни богов и правителей Греции.

Рим горел, как и Троя. Теперь он знает, что чувствовал Приам. Но он превзошел всех, Рим победил Грецию. Сила стоит наравне с философией, римские легионы приобщаются к играм и театру.

В натуре Нерона соединились все личины: актер, военачальник, возничий, поэт, верховный жрец, сын бога, властитель рода человеческого.

В последний пыточный вечер на арене в финальном параде соединилось все, что можно было видеть в предыдущие дни: живые факелы, освещавшие происходящее в садах Нерона, псы, рвущие живую плоть, женщины, которых насилуют огромными фаллосами или волокут по арене разъяренные быки, встряхивающие рогами, чтобы освободиться от привязанного к ним тела. Казалось, толпа уже не чувствовала ни ненависти, ни восторга. Отупевшая, она безмолвствовала, испытывая какое-то отвращение, возможно даже жалость, как будто понимая, что Нерон одурачил ее, что гибнущие христиане умирали не ради всеобщей пользы, но ради удовлетворения жестокости одного.

Голос рядом со мной прошептал:

— Я знаю, что рискую, говоря это. Одно звание христианина звучит как приговор. Но римский прокуратор распял нашего Христа, а Он воскрес. Император Нерон распял Петра, отрубил голову Павлу, замучил сотни наших, но мы восстанем из мертвых, и я говорю тебе: Нерон — животное, которое смертельно боится своего конца. Он будет гореть в аду, испытывая вечные муки. Он — воплощение Зла. Он — Антихрист.

Я обернулся. Мне хотелось видеть лицо того, кто говорил со мной.

38

Я не забыл слов, произнесенных незнакомцем. Каждый день я повторял их Сенеке, чьи снисходительность и равнодушие изумляли меня. Казалось, ничто не трогало и не удивляло его в этой вакханалии надругательства над христианами. Но когда я начал описывать ему распятые тела, облитые смолой, он остановил меня.

Речь идет, пояснял он, о традиционном наказании поджигателей. Единственная новость состояла в том, что сжигаемых живьем людей использовали как факелы, чтобы освещать эти жестокие игры. Он пожал плечами, и на его лице появилась гримаса. Просто Нерон испытывает тягу к прекрасному. Да, это слово здесь вполне уместно. Он не более жесток, чем другие тираны, но у него есть склонность к выдумкам, к творчеству.

Я возмутился.

— Рим превратился в город, где царит зло!

Сенека поднял брови и протянул ко мне руку, как бы призывая соблюдать умеренность и не позволять страстям возобладать над разумом.

В конце концов, Нерон всего лишь следовал настроениям толпы и иудейских священников, ненавидевших христиан. Могу ли я поклясться, что обвинения, выдвинутые против них, необоснованны? В своей ненависти к Риму они гораздо хуже евреев. Те более ловкие, они способны найти подходы к Нерону, получить доступ во дворец, развлечь императора шутовством. А христиане — сектанты. Им вполне могло прийти в голову разрушить Рим, предав его очистительному огню.