Нерозначники(СИ)

Видят кромешники -- по-простому не сладить, -- дали снадобья испить. Правда, незаметно из какой-то вовсе другой бутылки плеснули.

Никанор и совсем молодцом глянулся, да и нравом посмяк. Крякнул с доволи и говорит:

-- У них, у человеков, недостатков много, а всё же впечатлительность ихова особняком стоит. Жалостливые больно. Побудка у них такая есть -- любовь. Не умеют, вишь, с сердцем своим управляться. Привязываются шибко и друг к другу, и ко всему что ни попадя. Через эту слабинку и действовать надо...

-- Не тяни! -- не выдержал Повитель. -- Про это мы и сами знаем.

Никанор помолчал чуть -- не по нраву ему пришлось, что со слова сбили. Потом всё же досказал.

-- Есть у меня задумка. Верное дело и путанное, как надо. Так всё обделать можно -- никто и не прознает, -- Никанор опять помолчал сколько-то и говорит: -- Есть у Елима медведка приученная. Души он в ней не чает. И она к нему привязанная, как собачка всё равно -- смотреть тошно. Прошлой весной "щенят" к нему своих привела. Смотри-ка, вишь, не куда-нибудь, к нему наперво побежала. Видел я однажды встречу их. Гляжу, бежит медведка к старику, и тот тоже к ней навстречь. Я наваживаю: "Разорви! Разорви! Рвани его!" Мимо. Не подействовало. Повалила его, конечно... Лицо ему облизывает... тьфу! Смотреть тошно было. Собачьи нежности...

-- О деле бы говорил! -- зыкнул Повитель -- не по нутру ему, знаешь, когда о таком-то рассказывают.

-- А то и говорю, что надо им помочь встретиться поскорей. Зачем весны ждать...

-- Не понял, -- Шайрай тупо глянул на Повителя. А у того у самого смекало в голове не отозвалось.

Ну, Никанор и объяснил:

-- Берлогу разорим, и так, будто Елим это сделал... Она за детей его на куски разорвёт...

До кромешников дошло наконец. Подивились, конечно, какое ловкое умудрение Никанор измыслил.

Не впервой Никанор так беду наводит. А сам вроде как в стороне, ни при чём будто. Помнишь же, что он с Лемой сделал?

...Приняли, стало быть, кромешники наумку Никанора, тут Повитель и говорит:

-- Умно всё придумал, хвалю. Широко смотришь. Тебе и в Елима рядится...

Никанор испугался, глазки враз забегали.

-- Нет, -- говорит, -- я не могу. Помилования дожидаюсь... Вдруг прознают...-- а сам уже и понял, что глупость сморозил, не отвертеться.

-- А кому тогда? -- покривился Шайрай. -- Мы не умеем.

И то верно, не дано кромешникам чужие лица примерять. Насели они на Никанора: мол, здоровье тебе поправили, а ты такую малость обернуть не можешь.

Уговорили, одним словом. Выпросил, правда, Никанор дополнительно ещё себе средства целительного.

* * *

Добрую берложку Настя изладила. Чаща непролазная вокруг, валежины и бурелом повалены вразброс, да высоконько вздымаются; где и рытвины глубокие. Так просто охотникам не подступиться. На поглядку медвежье место и есть. Сама берложка под искорью старой берёзы, лапником застланная, а сверху ещё и кряжистые лесины крест-накрест положены.

Настя открыла глаза -- чутко она спит, то и дело просыпается -- и на детей глянула. Макарка опять распластался возле маминого бока, словно жарко ему. Настя вздохнула: нисколько тепло не бережёт, сорванец, а до весны ещё долго. Прижала его к себе плотнее и лапой прикрыла. А Миклуша в комочек правильно свернулась, розовый язычок высунула наружу, зубками его прикусила и посапывает себе. Настя лизнула её тихо по шёрстке и успокоенная прикрыла веки. А через несколько секунд вдруг вздрогнула и распахнула глаза...

Хоть и не люди -- и беззвучно к берлоге подошли, и учуять их никак нельзя было, -- а Настя всё равно почувствовала, что беда наближается. Материнское сердце подсказало.

-- Не надо, -- тихо прошептала она и теснее прижала к себе сонных Миклушу с Макаркой.

Кромешники с Никанором к берлоге подошли, совсем рядышком остановились. Посомневались, знаешь, -- может, говорят, и нет там никакой медведицы.

-- Вон чело видите? -- растолковывал Никанор, показывая на отверстие в снегу, с заиндевевшими краями. -- Это у неё морда с этой стороны. Берите колья и тыкайте ими в берлогу, а я её здесь встречать буду...

Сказал это Никанор да и перевернулся... в старика Елима. Ловко, и от настоящего не отличишь. Только глаза, конечно, не те. Так-то вроде они, вот только у Елима -- добрые, и тепло излучают, а у этого, поддельного, семь умов из глаз светится и колкость какая-то.

Тут Настя и ясно услышала скрип шагов. "Это же люди с ружьями, -- поняла она. -- Так и маму убили..." Не зная, что делать, она прижала ещё крепче медвежат к себе и закрыла лапами их ушки. "Только бы детей не напугать, -- в ужасе подумала она. -- Миклушка такая трусиха..."

Снаружи и вовсе зашумели, затрещали ветки -- не сторожатся, как в насмешку, Повитель с Шайраем, колья себе выламывают. Медвежата и проснулись. Миклуша услышала, обняла мать лапой, прижалась крепче и зашептала, заикаясь от страха:

-- Мама, это кто? Я боюсь, мама, они за нами пришли?

-- Нет-нет, -- торопливо сказала Настя. -- Спи, доченька, спи спокойно.