-- Оно так и весёленько, хорошо... А в селениях у них чего деется!.. Друг дружку поедом едят, всяко изгильничают. Никакого ни мира, ни согласия промеж них нету. Нам-то с имя не совладать, да и не дозволяется... Куды там! Ты ужо разберись да наведи порядку-от. А то глянешь на этот страх, да, слухаючи, чего другие сказывают, -- вот и то... слёзы сами собой на глаза наплывают.
Супрядиха и впрямь чуть прослезилась.
-- Вы что, бабушка, -- гукнул Мираш, -- не надо плакать. Я наведу порядок.
-- Да уж вижу, вижу... -- старушка вытерла лицо краешком платка и виновато скрестила руки на переднике. -- Ты уж меня извиняй: падкая я на слезу. А новым соседям завсегда рада... можа, от этого и всплакнулось. Чай, молодой ты, боюсь, не справисся...
Мираш вспыхнул, волосы будто вовсе дыбиться стали. Однако совладал с собой, усталость на себя напустил и отвечает снисходительно:
-- Вы, бабушка, не знаете, а говорите. Мне всегда самые сложные задания доверяют.
-- Ну да, ну да, -- поспешно закивала головой Супрядиха. -- Быват, верша -- старожитный, а знаньев -- на просяное зёрнышко. -- Вздохнула устало и сказала вовсе грустно: -- Так я пойду... Мне ишо оббечь всех надоть. Упрежу, чтоб завтрема собирались...
-- Куда это? -- не понял Мираш.
-- Ну, как эта... -- Супрядиха покосилась в сторону, пряча шельмешки в глазах. -- Новосёла будем привечать, знакомиться...
Сказала так и чезнула, будто и не было её. А Мираш в растерянности остался. То вроде как намечал в деревню сходить и людей смотреть, а тут на самого глядеть заявятся.
Такой уж обычай. Хотя празднества у лесовинов чуть ли не каждый день случаются. И с поводом, и просто так повечерие друг у дружки справляют.
* * *
Столь лесовинов к Мирашу на новоселье пожаловало -- про всех и не расскажешь. Со всяких разных краёв и лесов. Даже Северьян Суровежник прилетел, с дальних тундряных мест явился. И старожил Дорофей пришёл. Не часто он, знаешь, пиршества привечает, а тут -- чего уж там ему Супрядиха наговорила -- решил уважить молодого вершу. На любом застолье самый он уважаемый гость, потому как с антиковых времён лесоводит. С тех пор, когда и человека в помине не было, и кромешников тоже, а только одни лесовины по лесам сидели.
Многие лесовины на своих крыльях прилетели, а кто издалече, те на неболётах и на вильховках прибыли. На птицах тоже -- кто на орлах да на соколах, но больше на малых птахах припорхали. И воробьи тут, и синицы, и славки, соловьи даже есть -- на что уж не под седло птица... И, конечно, стрижи -- самые они любимые у лесовинов, потому как и быстрые, и могут любое расстояние одолеть. Про стрижей все знают: они и в полёте спать привычны, им любые расстояния по силам.
Ермолай Садовник на горихвостке прилетел. Горихвостка -- птица нарядная, и голосишко у неё певкий. Сама маленькая совсем, веса в ней и пятнадцати грамм нет, а шустро лесовина носит. Летит она и хвостишкой трепещет, будто лесовина скинуть хочет. А Ермолай сидит на рыженьком охвостии, ноги с перьев свесил и окресы озирает. На птицах лесовины всегда маленькие. Хоть веса в них никакого, а стать свою по седлу мерят. Это когда на землю спрыгивают, враз в полный рост становятся.
Каждый гость с подарками и гостинцем явился. Мираш только и успевает принимать да благодарить.
-- Завтрема на первейное дело, -- пошутила Супрядиха, -- заширь дом пристроями, чтоб все подаренья уместить. Больно тесно у тебя стало...
Пека Жаровец чудо-печь в подарок поднёс. Уж такая стряпучая печка -- всегда в ней чугунок с варевом-жаревом да хлеба пышные. Все рецепты, какие по миру ходят, ей известны, да ещё и новые блюда придумать может. Каждое кушанье -- объедение, без пригару и перевару-недовару.
Лека Шилка холодильницу дивную подарила. Соленья в ней разные, варенья --банок не счесть! Копчености тут же, колбас -- тысячи сортов, все, какие у людей придуманы, рыба -- какая хошь, деликатесы... Словом, всего вдоволь! И не перечислишь. Лека "список" приложила, шутейно Мирашу почитать наказала. А там три книги толстущие, каждая на восемьсот страниц, и все меленькими буковками написанные.
Пека с Лекой поначалу не хотели такие дорогущие подарки нести, да болтливая Супрядиха упредила. Она, вишь, всех оббежала и растрещала сорокой, что лесовина нового насылают. "Непонятно чей ставничий, -- испуганно говорила она. -- Может, самых высоких властей". И лицо загадочное делала: дескать, я-то знаю, да не велели сказывать. Тут уж хошь не хошь, а чего получше и даровитей пришлось доставать.
Только Маха Огруха, кривопятая росомаха, с пустыми руками подошла. Да ещё в одёжке простенькой (тело-то у неё человеческое, точнее, как у верш и у лесовинов -- впрочем, на глаз разница невеликая, -- а вот голова у неё своя, росомашья), без украшений иразукрасу, словно не на праздник пришла, а по делу заскочила.